Я из России, всю жизнь живу в Москве, росла в семье православного священника, училась в МГУ. С 2011 года я хожу на митинги. Тогда действительно было много надежды. Помню, как было страшно идти на болотную. Аресты ещё не были обычной практикой, но уже в воздухе висело понимание, что это опасно.

Мама плакала, уговаривала не ходить. Но это казалось просто невозможным – сидеть и принимать все, что происходит. Тогда в замесы я не попала и меня не задержали. Но уже тогда надежда начала обламываться.Потом было ещё много выходов: на прогулки Навального, на прогулку за Голунова, за выборы в Москве… каждый раз это было сопряжено со страхом, с уговорами родственников, с задержанием друзей. Когда мимо меня по улице проходит полицейский/росгвардеец – все внутри заживаемся от холодящего ужаса.

В конце 2020 у меня родилась дочь. Мы думали потихоньку работать над переездом, но так, в далекой перспективе. А пока – делать своё дело, быть полезными тем, кому это сейчас необходимо здесь: в своей стране, в своём доме. С моими близкими мы решили, что будем строить альтернативную культуру, которая наперекор пресловутым «традиционным ценностям» поможет нам и многим другим здесь выйти из замкнутого круга насилия. 

Когда началась война меня просто вышибло. Ощущение, что тебя износиловали, избили, выкинули. Так и произошло. Так и происходит уже много лет. Насилуют, издевательски отрезаются «части нашего тела», зашиваются рты. Я прям вспомнила как в Галааде (Сериал «Рассказ служанки») зашивали рты девушкам. Я ощущаю себя также. Мне в тысячный раз напомнили, что то, что я делаю, то во что верю – это ничто. Я не могу ничего написать даже в социальной сети, потому что за это могут меня посадить. 

У меня дочь, она на груди. Как? Это как жена гребанного алкаша-абьюзера, который бьет ее, а деваться ей некуда. Хочется кричать ПОМОГИТЕ. Но кажется, что нас насильно заперли в этот танк, который убивает других. И нас заодно убивает. Никто нам не поможет. Виновата ли я в том, что так стало в моем государстве – думаю да. Делала ли я все возможное от себя – тоже да.

Сейчас у меня больше нет дома. Мы уже готовим переезд, но не зависимо от него -у меня больше нет дома. Я сижу в своём родном Московском дворе, рядом с Машиной, на которой наклеен скотч в форме «Z” и меня физически начинает тошнить. Больше «родного двора» у меня нет. Да, его пока не разбомбили. Но его не стало. Я не могу позволить себе растить дочь в окружении ценностей, которые оправдывают убийства и насилие. Я не могу жить среди людей, которым это ок.