23 февраля вечером после работы мы пошли в JUCK за новыми подушками. Выбирали долго и тщательно, взяли дорогие. Дома я собрала рюкзак для утренней тренировки в фитнес-клубе. Когда я ложилась спать в своей квартире на пару дней тому доставленном новеньком матрасе, то услышала от Димы: «россия этой ночью на нас нападёт». Когда мы в 5 утра поснулись от взрывов, то я услышала одни из самых страшных слов в своей жизни: «Началось!»
⠀
Я достала из кладовки рюкзак побольше и начала собирать вещи. У меня не было опыта, я не взяла ничего из вещей, которые бы мне пригодились, кроме белья и зубных щеток.
⠀
Мы у друга на другом конце Харькова. Потом я у мамы, мы без понятия, что будем делать дальше, просто зову её с собой. Она, как и тысячи других мам, никуда не хочет ехать. Я тоже никуда не хочу ехать. Потом я пишу маме и подругам сообщение, что «ура, мы остаемся». Пока мы стоим в очереди на заправку, прямо в черте города в нескольких сот метрах от нас начинается бой. Рашисты в моем городе. Гораздо ближе, чем я могла представить в своем самом страшном сне.
⠀
40 часов в машине в тянучке из машин с востока на запад.
Никто не обгоняет, не подрезает, не лезет без очереди на заправках, хотя топливо есть не везде и заправляют по 20 л. Не хочется есть, не хочется спать, ничего не болит, не затекает тело от одной и той же позы. Люди вокруг внешне спокойные. Колоны военной техники в обоих направлениях.
Вторые сутки в машине. Где-то под Винницей наши красивые военные вдоль дороги. Они нам улыбаются, а я впервые начинаю плакать. Мы съе#ываемся, а они нам подбадривающе улыбаются.
Мы до сих пор не знаем, куда мы едем. Едем четырьмя машинами. И ни у кого нет плана, кроме «переехать на правый берег Днепра», «главное, проехать Винницу» и т. п.
⠀
Сжирает стыд. Как мы могли уехать? Надо возвращаться!
Потом я узнаю, что почти все проходят через это, независимо от того, когда они уехали. В первый день или через две недели.
Многие остались. Самые любимые люди. Мои боженьки.
⠀
Я достала из кладовки рюкзак побольше и начала собирать вещи. У меня не было опыта, я не взяла ничего из вещей, которые бы мне пригодились, кроме белья и зубных щеток.
⠀
Мы у друга на другом конце Харькова. Потом я у мамы, мы без понятия, что будем делать дальше, просто зову её с собой. Она, как и тысячи других мам, никуда не хочет ехать. Я тоже никуда не хочу ехать. Потом я пишу маме и подругам сообщение, что «ура, мы остаемся». Пока мы стоим в очереди на заправку, прямо в черте города в нескольких сот метрах от нас начинается бой. Рашисты в моем городе. Гораздо ближе, чем я могла представить в своем самом страшном сне.
⠀
40 часов в машине в тянучке из машин с востока на запад.
Никто не обгоняет, не подрезает, не лезет без очереди на заправках, хотя топливо есть не везде и заправляют по 20 л. Не хочется есть, не хочется спать, ничего не болит, не затекает тело от одной и той же позы. Люди вокруг внешне спокойные. Колоны военной техники в обоих направлениях.
Вторые сутки в машине. Где-то под Винницей наши красивые военные вдоль дороги. Они нам улыбаются, а я впервые начинаю плакать. Мы съе#ываемся, а они нам подбадривающе улыбаются.
Мы до сих пор не знаем, куда мы едем. Едем четырьмя машинами. И ни у кого нет плана, кроме «переехать на правый берег Днепра», «главное, проехать Винницу» и т. п.
⠀
Сжирает стыд. Как мы могли уехать? Надо возвращаться!
Потом я узнаю, что почти все проходят через это, независимо от того, когда они уехали. В первый день или через две недели.
Многие остались. Самые любимые люди. Мои боженьки.
