15 августа 2023г.
– Ой, нет, у нас скидок уже нет. Даже для госпиталя. Раньше были, конечно. Но полтора года – это много…
Типичный мой разговор по телефону в последнее время. Чтобы я не закупала – семейные трусы или одноразовые бритвы, пластиковые ведра или бытовые стремянки, стиральный порошок или туалетную бумагу.
Сегодня это были конфеты. Карамелек мальчикам захотелось, к чаю, ага.
Скидок больше нет, социальные программы свернулись, и мое любимое “вы предлагаете нам работать в минус?”.
Я не хочу, чтобы вы работали в минус. Клянусь. Я искренне хочу, чтобы вы вообще работали. В воюющей стране.
Хорошо помню март 2022-го, когда в Харькове было закрыто всё, ну или почти всё. Когда корм для собаки можно было добыть, только рыдая в трубку какому-нибудь гуманитарному хабу на Закарпатье. Когда в продуктовый нужно было занимать очередь с ночи, и чудо если ухватишь пачку масла.
Я так больше не хочу, правда.
Ну нет у нас с вами другой реальности, кроме как – помогать. И брониками, и мавиками, и трусами, и ведрами, и конфетами. И полтора года, и пять лет, и десять если (не дай бог) понадобится.
Я ни хрена не понимаю ни в бизнесе, ни в бухгалтерии. Могу только предположить, в каких “минусах”, например, сеть заправок ОККО. Мы с Гектором, когда гуляем в парке, то паркуемся на одной из них. Там мальчишкам в форме (“ви віськовий?”) – кофе, чай, хот-дог – бесплатно. И не уверена, что на эту “акцию” есть ограничение по срокам.
Но у меня сегодня ощущение, что это скорее исключение. Я же звоню каждый день куда-то – какому-то производителю, менеджеру, дистрибьютеру.
И дело даже не в скидке, хотя, безусловно, я хочу купить побольше для пацанов за эти деньги. Меня задевает именно этот, новый рефрен “мы раньше да, но больше нет, потому что долго”.
Полтора года – это долго, согласна. Мне долго, вам долго. Невыносимо долго для ребят на передовой. Болезненно долго для раненых в госпиталях. Мучительно долго для мам, жен, детей, которые ждут своих. Вечность.
И злобища берет, и отчаяние. И разочарование, и усталость. Но, бляха, какие у нас варианты? Ну никаких ведь.
23 августа 2023г.
Год без тебя, мамуль.
Целая вечность и крохотное мгновение. Так странно.
Прости, что не поехала на кладбище. Невыносимо стоять возле креста, и не обнять тебя, моя хорошая.
Хочу заскочить к вам на десять минут, как всегда, поцеловать твои седые волосы, которые пахнут выпечкой, и скороговоркой рассказать новости.
Ездили к мальчишкам в госпиталь, поздравлять с наступающим днем независимости. Прямо на входе раздавали раненым бейсболки с символикой Украины. Артем привез, они сами их шьют. Пацаны сначала жутко стеснялись, а потом стали дурачиться и мерять смешные кепки. А Юра и Зоя из Ровно передали двадцать литров меда, мы их еле дотащили до центрального входа.
Помнишь, ма, как я не хотела есть “этот твой полезный мёд”, а ты говорила: “Ну, всё Анюта, пчелы на тебя обидятся”. Мне страшно не хотелось обижать пчёл.
Господи, мамочка, как же тебя не хватает.
Знаю, я взрослая, мне пятьдесят через полгода, но, когда думаю о тебе – становлюсь маленькой девочкой. Так хочется услышать
– Доча, на улице похолодало, надень куртку, прошу тебя.
И я, конечно, не надену. Но этот звонок будет самым ценным в жизни.
Мой издатель говорит, что книжка “Как ты там” стала хитом продаж, разлетается, как мировые бестселлеры. Мне сегодня прислали обложку литовского издания. Уже перевели, представляешь.
Я так хочу показать тебе эту обложку. Ничего в жизни так не хотела, никогда.
Кира научилась говорить “Незламний Харків”. Ты так любила этот город, мам.
С его тремпелями, ампулками и тю-ля-шо.
Мы бы сегодня непременно пили чай с твоей фирменной коврижкой. И ты разливала бы по стопочкам свою вишневую наливку
– Йосенька, спасибо, что пятьдесят лет назад ты привез меня именно сюда, в этот потрясающий город.
И папа бы такой: “А помнишь, Валюша, как ты не хотела ехать!?”.
Вчера был день твоей смерти, мама. Сегодня – День Харькова. Завтра – День независимости Украины.
Жизнь продолжается. Мы всех победим. Я люблю тебя.
31 августа 2023г.
Останній день літа 2023. Яким він залишиться в пам’яті?
Чи запам’ятається мені, що сьогодні ми з Гектором загубили його улюблений повідець, довго шукали, але так і не знайшли. Хтось підібрав напевно (навіщо комусь чужий собачій повідець? Обурює).
Ні не запам’ятається.
Чи згадаю я колись, що сьогодні під час інтерв’ю, литовська дівчина-журналіст спитала, як мене змінила війна. Я відповіла, що навчилася цінувати життя, бо завтра може не наступити. (кажу це їй, а сама думаю, чи не брешу я зараз? Чи достатньо я його ціную?)
Ні не згадаю.
Може через рік, у пам’яті спливе кавун, який ми сьогодні їли. Тому що він був не херсонський. Не такий солодкий, не такий червоний, навіть кісточки в нього були не такої форми.
Ні не спливе.
Забудуться сьогоднішні дзвінки зі шпиталю с замовленнями, лист від менеджера з останніми правками тексту, тричі оголошена повітряна тривога, новини, світлини, спека.
Дивовижна штука – пам’ять. Коли це звичайний день.
Завтра, першого вересня, в мене повинна була бути презентація книжки. Просто неба, на руїнах мого університету, це було б дуже символічно. Ми навіть домовилися з керівництвом педагогічного, з’їздили на місце, подивилися де ставити стільці та зробили пару фоток для анонсу. Але будь-які заходи у Харкові на завтра заборонили.
Тому презентація пройде в книгарні Віват, це у Харкові на Квітки-Основ’яненка 2. В наступну середу, у 18.00
Я так придумала, щоб запам’яталось: шостого о шостій.
Приходьте, друзі 
2 сентября 2023г.
В художественном фильме “Юрик” поменяли первый титр. Теперь вместо фразы “засновано на реальних подіях” лента начинается со слов “фільм не є хронікою подій і не відображає всієї реальної трагедії яку вчинили окупаційні війська рф в Маріуполі”.
Возмущенные мариупольцы добились своего. Браво.
Сначала хотела написать “добились справедливости” но осеклась. Потому, что смена титра, на мой взгляд, лишь частично снимает с авторов ответственность. А чудовищное историческое вранье переводится в легкий репутационный жанр “киноляпы”.
Если кто не в теме, коротко: 24 августа на украинском канале СТБ вышла премьера художественного фильма “Юрик”, это трогательная история одиннадцатилетнего мальчика из Мариуполя, который спасается из ада, и сам добирается до родственников, проехав через всю страну.
Скажу сначала о хорошем. Я благодарна авторам фильма за фразу мужчины, который едет с мальчишкой в эвакуационном поезде, и в Киеве приносит ему пирожки от волонтеров: “Знаєш, Юрику, шо роблять ці люди на пероні? Найтяжче, шо можна робити під час війни – залишаються людьми”.
Дякую.
О хорошем всё. Теперь об ужасном. Достаточно быть харьковчанкой, чтобы с первых кадров фильма испытать возмущение.
Просторный, простите, двухкомнатный подвал, в котором прячется оставшаяся в живых семья Юрика – мама и лежачая бабушка (актрисе лет 50, но то такое) светлый, сухой, теплый.
Свечи горят повсюду, стоят кровати, тикают часы на стене.
В подвале многоквартирного дома только они втроем.
Я хорошо помню салтовские подвалы в марте 2022 года. Мы с Гектором туда не заходили, но через открытые двери было видно, что там – десятки, если не сотни людей. В каждом.
Никаких кроватей и буржуек в них не было. Крысы, тьма и холод.
В мариупольском подвале, оказалось, работают мобильные. Связь, конечно, плохая, но дозвониться можно. Я не знаю в какой стране мира живут авторы фильма, но никогда в подвалах наших панелек, связи не было. Молчу уже о том, что у героев ленты вообще заряжены телефоны. Ну, ладно, предположим, где-то был бензиновый генератор. И бензин.
Дальше хуже. Эвакуационные автобусы ОБСЕ. Чистенькие, беленькие, полупустые. Они появляются в кадре на протяжении всего фильма, спокойно приглашают жителей выезжать. И те немногочисленные горожане, которые решаются ехать – тоже чистенькие, в таких прямо небесно-голубых пуховичках и ярко-розовых шапочках.
Господи, я помню нас, живущих на Салтовке, реальный ад которой, думаю, не сравнится с пеклом Марика. Грязные, кое-как на ходу одетые, в пепле, в бетонной пыли, в мелу подвальных стен. Голосующие на дороге люди, пытающиеся вдесятером набиться в чудом остановившуюся, побитую осколками “жигули”. Реальная картина.
Повторюсь, это – Харьков, не Мариуполь.
Город, жители которого в один голос кричат: “Никакой эвакуации не было!”
Что это? Авторское видение? Художественный вымысел?
Мое мнение – фильм Юрик, случайно или намеренно, переписанная история Украины. Такая себе “Мариуполь – версия лайт”. Она не только обесценивает геноцид, который русские оккупанты устроили в городе, но и даёт миру искаженную картину этой войны.
И если мне, харьковчанке, обидно, то представляю, что чувствуют мариупольцы после просмотра.
П.С. От себя рекомендую посмотреть документальный фильм Мстислава Чернова “20 дней в Мариуполе”, и ленту “Наш дом горит”, смонтированную из кусочков, снятых жителем Мариуполя на мобильный телефон.
Мне кажется слово “Юрик” войдет в историю Украины, как мэм, как аллегория к понятию “художественная интерпретация, которая вредит». Так и будут говорить наши дети: “Веду дневник, чтобы не было потом никаких Юриков”.
12 сентября 2023г.
Мне еще тётка говорила: “Аня ти дуже жадна до роботи, так не можна”. И она была права. Я еще весной нагребла три проекта, плюс госпиталь, плюс Гектор с Кирой, плюс каждый день еще что-нибудь в духе “это срочно, обязательно, ты же обещала”.
Я бывает утром наливаю себе кофе, и только перед сном случайно натыкаюсь на эту одинокую, брошенную чашку. Холодным кофе, кстати, хорошо запивать бутерброд, потому что на салатик времени тоже нет.
Моя подруга в этом месте обязательно спрашивает: “Ань, ты сейчас хвастаешься или жалуешься”?
Я никогда не могу ответить на этот вопрос внятно. Но, пожалуй, все же хвастаюсь. Состояние цейтнота и дедлайна – это единственное состояние, в котором я чувствую себя живой.
Такая длинная преамбула – это извинение за то, что у меня аж в прошлую среду была презентация книжки, а я только сейчас села писать вам “спасибо”, люди.
Это было невероятно, правда.
Всё началось с парковки у книжного магазина, на которой совершенно не было места. Я, чертыхаясь, сделала три круга, пока не плюнула на правила и не прилепила свою малолитражку под знаком.
В тот момент, я еще не понимала, что “забитая парковка” это из-за меня. Беру все свои чертыханья обратно.
На минуту почувствовала себя настоящей писательницей, когда пробиралась сквозь читателей к своей “трибуне” и на ходу принимала потрясающие букеты цветов.
Но это на минуту. А потом, мне показалось, что мы все – старые приятели. Вы пришли ко мне в гости, и мы душевно поболтали. Полакали. Посмеялись.
Спасибо!
В издательстве сказали, что таких очередей за книжками Харьков не помнит. А у меня до сих пор болит запястье, потому что я два с половиной часа подписывала ваши экземпляры. Почерк у меня такой, что пресловутая “курица лапой” – просто каллиограф. Простите.
Мне сейчас трудно подбирать слова. Так бывает, когда я испытываю очень глубокие чувства. Это не только благодарность читателям за признание и доверие. Это еще и удивительное ощущение “своих людей”.
Когда война лишила тебя близких, ты чувствуешь себя безумно одиноко, и вдруг – такой неожиданный фейерверк из обнимашек, теплых слов и светлых улыбок.
Я не одна. У меня есть мои люди. Это круто.
21 сентября 2023г.
Харьков. Шесть утра. Шесть ракет. Ноль эмоций.
Первый взрыв прогремел одновременно с первым лучом солнца. Я заметила, потому что с вечера не закрыла балкон. Люблю рассветы. На моем, семнадцатом этаже, они особенно красивы.
Бабах. Панорамные окна привычно вздрогнули.
– Доброго рааааночку, – как всегда забормотала Кирюха на своей жердочке.
С тех пор, как птица научилась выговаривать это приветствие, каждое утро в нашем доме начинается одинаково.
Традиционно, через двадцать секунд после взрыва, завопила тревога.
Я открыла телеграмм-каналы
“Вторая летит”!
Бабах. Гектор лениво зевнул и вытянул из лежанки передние лапы.
Год назад эта собака бежала в ванную, даже когда по нашей улице ехала пожарная машина с сиреной.
“Третья в воздухе”!
Бабах. Я, не умываясь, пошла на кухню и включила кофеварку.
Весной двадцать второго, в такие моменты, я постоянно думала: если погибну, а животные выживут, кто их спасет?! И держала ключи под ковриком. Смешно.
“Внимание, Харьков, четвертая”!
Бабах. Насыпала корм в аквариум. Скалярии, расталкивая гупёшек, ринулись к еде.
Летом двадцать второго, после прилета, я начинала судорожно листать паблики, выясняя куда на этот раз попали. А после, писала друзьям в тот район: “живы”!?
“Осторожно! Пятая”!
Бабах. Поменяла Кирюше водичку. Она не пьет вчерашнюю.
Зимой, когда орки прицельно бомбили инфраструктуру, первые мысли после взрыва: “ой, а телефон заряжен?», “а вода в баклажках осталась?”
“Шестая”!
Вышла на балкон с чашкой кофе. Закурила.
Думаю, куда я сунула красный поводок? Через час у собаки тренировка, нужен именно красный, он самый короткий.
“Горизонт чист. Не расслабляйтесь до отбоя”.
Подъехали с Гектором на заправку.
– Доброе утро! Вам как всегда? – с улыбкой встретила нас приветливая барышня.
Я обычно беру капучино и косичку с кленовым сиропом, а потом мы с доберманом идем в заброшенный парк.
– Ну, не такое уж оно и доброе, – говорю кассиру.
– Да?! – меняется она в лице, – А что случалось?
С момента обстрела города прошло пятнадцать минут…
Мужик на собачьем выгуле буднично интересуется не в курсе ли я, куда прилетело. Говорит “у меня сестра возле танкоремонтного живет, на звонки не отвечает”. Потом смотрит на часы и добавляет “спит, наверное”.
Раньше я называла это харьковским фатализмом. Ну, потому что нет времени бежать, да и некуда.
А сегодня поняла – это не фатализм, не героизм, не усталость, не бравада. Обыкновенная привычка.
Это также, как жить возле аэропорта и не слышать самолеты. Я знала парня, у которого дом стоял чуть ли на взлетно-посадочной полосе. В гостях у него невозможно было находиться, казалось, лопнет голова. А парень просто прикрепил на скотч стеклянную посуду в серванте и автоматически делал звук в ноутбуке громче, когда летел лайнер. И всё.
Мы точно также привыкли к войне, к взрывам, к смерти.
Вернулись с Гектором домой после тренировки. Открыла новости. “Троє поранених. Пожежа. Внаслідок одного з ударів утворилася вирва розміром сім на сім метрів та глибиною у три метри”.
Буду варить борщ.
