Каждый день думаю о том, что надо написать о своей работе с беженцами, но тупо нет времени и сил. Особенно сил. А ещё перестала понимать, о чем вообще допустимо писать. Сейчас задачи стали сложнее и страшнее чем даже месяц назад. Несколько этично и лично для меня безопасно распространять этот шок-контент, я не знаю. Но и молчать об этом нельзя. Я с досадой наблюдаю, как люди вокруг начинают дистанцироваться от катастрофы в Украине (а это именно катастрофа), для своего спокойствия определив ей место где-то рядом с голодающими детьми Африки. А жертвы этой катастрофы — вот они, рядом с нами. Рядом лично с тобой. С каждым днём их всё больше. Кто-то их старается не замечать, а кого-то они раздражают. В том числе в Европе.
Почему раздражают беженцы? После нескольких десятков историй-триллеров, в которых мне довелось поучаствовать, я осознала кое-что — люди очень любят героев. Желательно мёртвых. О них можно снимать кино, слагать песни, постить их фотки со свечками. Им не нужно искать жильё, покупать билеты, помогать устраиваться на работу, приносить одежду и обувь по размеру.
А беженец — не герой. Он не кидался на амбразуру, не ложился под танки, не смотрел гордо в лицо врагу, обороняя Брестскую крепость. Беженец — жертва. Он спасал свою жизнь и жизнь своих близких, он узнал настоящий страх, и этот страх с ним навсегда. Им невозможно восхищаться. Он далеко не всегда излучает бодрость и оптимизм, а если излучает, то с большой вероятностью это плохой симптом — например, полной дереализации. Так было и будет с 99,9% гражданских, кто оказался в зоне боевых действий. Вот только я даже за волонтёрами иногда замечаю, что они с большей охотой включаются в помощь беженцам, демонстрирующим мужество и силу духа, чем какой-нибудь плачущей бабке или хмурому мужику, который на всех смотрит волком. Книжки про партизан и пионеров-героев сыграли с нами злую шутку. Летят самолёты — привет Кибальчишу.
К слову о хмурых мужиках. Эти вот простые провинциальные дядьки с пузцом от 40 до 55, имеющие очень устойчивые представления о жизни — я мужик, кормилец, я всё сам. Ни один из них не дошёл до наших психологов. Только их жены. В том числе с вопросом “что мне с ним делать”. Сначала он месяц-полтора провёл в подвале, пытаясь выжить и как-то защитить свою семью, потом прошел все эти унизительные “фильтрации” и допросы. И вот он оказался в чужой стране, всё нажитое, включая квартиру-машину, сгорело. Трусы, штаны, обувь — всё это он может получить только у волонтёров. Чтобы накормить семью, ему придётся стоять в очереди за бесплатной едой. Хорошо если там, где он оказался, есть возможность найти хоть какую-то работу и быстро оформить документы. Чаще всего — нет. Одному моему подопечному — строителю с золотыми руками, — сказали что он здесь сможет только клубнику собирать.
А ещё этих мужиков вовсю шеймят европейские земляки за то, что они не пошли воевать. Сами земляки почему-то тоже не идут, но повесить ярмо героя на другого — это святое. Что будет с большинством этих мужиков, догадаться несложно. Бухают, срываются, злятся.
Моя огромная личная боль — это старики. Я стараюсь избегать кейсов с пожилыми, потому что меня просто складывает пополам от этой боли. Они все похожи на стареньких брошенных собачек, жалкие и растерянные. Есть счастливые случаи, когда все дети живы, где-то устроились и их ждут. Сегодня я водила к врачу бабушку 86 лет на инвалидной коляске — три месяца она провела в России в доме престарелых, дочь её разыскала с помощью волонтёров и завтра бабуля поедет к ней в Берлин с запасом лекарств. Вполне себе бодрая, но боюсь, во многом оттого, что плохо соображает и так и не поняла толком, что с ней произошло. Тем, кто понимает, просто кранты. “Лучше бы я сдохла в этом подвале” — эти слова я уже слышала трижды. Заявки на похороны нам уже начали приходить. Их будет много.
Беженцы — это лёгкая добыча для оргпреступности, human traffic, сутенёров и всяких мутных предложений типа “сдам бесплатно комнату в своей квартире для одинокой симпатичной украинки”. Я всегда с тоской и тревогой смотрю на красивых девушек, которые стали беженками. Особенно тех, кто с детьми. Мы услышим ещё много грустных историй о том, на что им пришлось пойти ради того чтобы не оказаться на улице или остаться голодной.
Кстати, о голоде. Многие беженцы из Мариуполя и Харьковской области узнали, что это такое — когда тебе нечего есть, твой ребёнок голоден, а раздобыть продукты негде. Некоторые вынуждены были убить своих домашних животных, чтобы те не умерли голодной смертью. И теперь призрак голода всё время маячит рядом с ними. Их посттравматический синдром очень похож на то, что мы наблюдали у наших бабушек и дедушек, переживших войну. Безостановочно едят, очень раздражаются, когда кто-то выбрасывает хлеб и объедки. Прячут еду. Видят сны о том, как они снова в подвале, а еда закончилась.
Далеко не все беженцы хорошие приятные люди, которые все знают про личные границы и благодарность. Только представьте, если жители вашего города или района всем скопом окажутся сначала в подвалах, а потом их вывезли в другую страну. Всех, включая алкашей, бабок-сплетниц на лавке у подъезда, гопников, пересидков, продавщиц Пятерочки и просто недалёких и недобрых. С чего бы им стать другими на войне? С большой вероятностью они станут только хуже, а механизмы выживания творят порой очень затейливые кульбиты с психикой. Поэтому неадекватных, наглых и записных халявщиков конечно хватает. Обратите внимание, как охотно подхватываются и распространяются истории про то, как беженцы разводили волонтёров на ништяки и возмущались из-за того что им не тот сорт вина подали. Такие люди встречаются, да. Только есть нюанс. На одного такого халявщика приходится несколько десятков беженцев, которые падают в обморок от голода, мучаются от обострившихся болезней, но стесняются помощи попросить. Недавно одна женщина попросила у волонтёров ихтиоловую мазь. Стали допытываться зачем, и она призналась: во время обстрелов ей сильно повредило руку, рана гноилась. Обратиться за медицинской помощи она боялась.
А ещё надо помнить, что беженство — это всегда тяжкое бремя. В разных странах разные условия, только нигде, даже в самом благополучном государстве беженцы не живут как у Христа за пазухой, как бы ни хотелось многим в это верить. Хотя бы потому, что их жизнь разрушена до основания, а построить новую — не только тяжёлый труд, но и большая удача. Причём фактор везения едва ли не ключевой. Тот, кто пережил бомбёжки, голод, видел смерть, в том числе своих близких, никогда не станет прежним.
Знаете, кто лучше всех справляется? Люди, которые хоть немного путешествовали, говорят по-английски даже на уровне школьной программы, активно общаются в соцсетях и имеют широкие знакомства в разных странах. Такие за помощью к волонтёрам обращаются редко и чаще всего просят в чём-то проконсультировать. Они уже знают, куда едут, их кто-то ждёт, друзья из фейсбука им накидали денег и нашли жильё. Люди, которые никогда не покидали своей страны и города, часто тупо боятся ехать в Европу, потому что для них это равносильно поездке на Марс. Вплоть до того, что говорят “там много геев, они у нас детей отберут”. А на месте чувствуют себя очень беспомощными. Так что если у вас есть страница в фейсбуке и вы там активно общаетесь — продолжайте в том же духе. Однажды это может спасти вам жизнь.
И последнее. Я много чего осознала, когда увидела, что благополучные люди, которые выглядят, одеваются и говорят как я, за считанные часы могут оказаться в Сталинграде. Подготовиться к этому невозможно, но лучше об этом помнить. Сегодня они, завтра — мы. Этот колокол звонит по каждому из нас.