22 марта
У меня дыра в груди, такая огромная живая дыра. Как будто раскаленным металлом вломились мне в душу. Обуглившиеся края раны продолжают плавится, живая ткань шипит и дымится. А я иду по коридору какого-то бывшего госпиталя, где -то в Швеции, просачиваюсь сквозь улей таких же как я, с дырами. Они рояться тут, носят, перекладывают, таскают что-то и притворяются, что живы, что спаслись.
Моя синяя дверь, с нацарапанной ключем цифрой 92, смотрит прямо на неработающий лифт. Слева двери в столовую, а справа детская игровая, это даже не палата, это амбулатория. Поэтому весь этот улей с утра до ночи под нашей синей дверью.
Дверь не запирается. Да и зачем, тут личные границы стерты и замылены.
Я открываю дверь, меня обдает запах лекарств, они давно впитались в эти стены и оставлять их не планируют. Я вхожу и вижу Вову и он словно больной, целый день в постели, в пижаме какого-то шведского мальчика.
Он не ел целый день, говорит что хочет есть свою еду, а не эту “по-рассписанию”. Он кричит, злиться, швыряет пакеты. А моя дыра расширяеться и кажеться, что больнее уже не возможно. Но нет, он затих, я обняла его, стала качать, говорить то, что говорила ему когда он был совсем маленьким, потом сказала, что папа придёт и обнимет его, поцелует. Мы разревелись, стало ещё больнее. Дети продолжали шуметь, люди говорить, а мы вдвоём под одеялом оплакивали свои огромные черные дыры в груди.
И кажется, что я должна всех ненавидеть, ненавидеть людей, живущих на русской земле. Должна хотеть их убить, но я не хочу убивать, не хочу ненавидеть. Сочувствую военным, им без этой ненависти не справиться со своей работой.
А я могу злиться, но не хочу ненавидеть. Я не хочу отвечать насилием на насилие. Моя работа в том, чтобы люди оставались живы внутри, сохраняли способность сочувствовать, сострадать, любить, удивляться, умиляться, радоваться и просить прощения и прощать.
7 апреля
Я рассказала свои историю уже шесть раз.
Историю, которая началась в 5-ть утра 24-го февраля.
Первый раз я рассказывала это здесь, в блоге. В реал тайм.
Потом я час плакала без остановки коллеге. Потом уже с коллегами в группе, чтобы свериться, ага, ужас у всех, мне не кажется, так и есть война и насилие вызывает те же чувства, что и у меня, даже у людей, которые проснулись от информационной бомбы, а не от настоящей.
Дальше я рассказывала свою историю на супервизорской группе, мне было так жаль себя, я думала, что это так несправедливо, что вся эта боль мне, тогда я чувствовала, что мне мало, мало внимания моим ранам, моим черным дырам в груди.
И я организовала себе личную терапию и снова рассказала тоже самое, все с начала, представляете? …
Затем пошла в группу обучающей программы и снова рассказывала свою историю с начала…
Но теперь больше не чувствовала боли, не чувствовала жалости, словно чувства прошли сквозь меня и оставили мое тело.
Я говорила больше про опоры, про смыслы, про ресурсы, про возможности.
Дать место своей истории, выделить чувства и разделить их с кем-то безопасным, способным слушать и не давать советов. Столько раз рассказать, сколько понадобиться вам, чтобы остаться эмоционально живыми, а значит способными чувствовать радость, удовольствие, счастье, для которых обязательно снова появится место.
27 апреля
2 месяца войны. В моем сердце рыхлый, тяжёлый, влажный шведский мох. В моей голове Одесский утренний плотный туман. В ногах объёмный Донецкий свинец.
Утро, я проснулась в 7.00 от яркого солнечного луча в окно, быстро оделась и тихо вышла из комнаты, в которой продолжали сладко спать мой сын, племянница и сестра. Я вышла тихо, придерживая тяжелую старую и кажется набухшую деревянную дверь. Быстрым шагом спустилась на этаж ниже, по пути натягивая куртку, зашла в столовую , набрала в термос теплого ароматного кофе, на ходу зацепила одно варёное яйцо со шведского стола и вышла на улицу. Меня ослепил ещё один тёплый солнечный луч, затем облизнул, словно языком, моё ещё заспаное лицо, порыв холодного, как всегда, скандинавского ветра.
Я скользнула взглядом по залитому солнцем двору и наконец нашла подходящий байк. Это местные, позаботились и привезли нам несколько, они старенькие, часто выходят из строя, но вполне справляются со своей работой, катать нас.
Я подхватила один из них, быстро поймала равновесие, педали тихо заскрипели, цепь повизгивала, а колёса слегка пробуксовывали в гравии сельской дороги.
Несколько минут и я уже мчалась сквозь ветер, щурясь и рассматривая обочины дороги вдоль полей, прорезанные мелкими ручейками. Заяц пронёсся под колесами. Ух, аж дух захватило. Вдали фыркали лошади и я мысленно представляла как они грациозно трясут гривами.
Ещё один поворот и дорога изменилась. Справа я увидела лес, а слева от тропинки пастбище для коров.
– ” я построю дом из сердца, не волнуйся”.
Неожиданно я услышала собственный голос.
Я не знаю песен, у меня нет слуха, но я пела и голос звучал из самой глубины. Прохладный воздух расширял легкие, и на выдохе я пронизывала лес мелодией своего фристайла.
Поворот за поворотом и я вынырнула из леса на знакомую тропинку, из-за угла стало медленно появляться здание в австрийском стиле, такое уставшее и одинокое в этом лесу.
Stora Ekeberg.
Артефакт моего беженства
10 мая
“Але, ты как?”
-“Всю ночь не спал. Сирены выли как раненные волки. Грохот, врезавшихся в землю снарядов, их заглушал. Соседи были в подвале, я не пошёл. Утром я узнал, что на мысе рядом с нами, полностью разнесло многоквартирный дом.”
-“Привет, ты видела, что нашу школу #15 в Константиновке разбомбили?”
-” Вита, бабушки Раи больше нет. Она не пережила эвакуацию из Константиновки”
– “Здравствуйте, Виктория Рыбалко посмотрите, мои документы о временном убежище готовы? – я беженка из Украины “
-“Привет, в Донецке все как всегда. Мы привыкли. Невыносимо. Мужчины не выходят из дома больше 2-х месяцев. Принудительная мобилизация”
-” мама, я не пойду в шведскую школу, я хочу домой. С папой точно все будет в порядке?”
Люди с шариками в руках и портретами праотцов идут по улицам городов, улыбаются, машут. Сегодня 9-е мая.
“Спасибо за мирное небо над головой”- говорят они ветеранам.
Мне хочется кричать в экран телефона, прямо в иконку инстаграм:
“люди с шариками и цветами, обернитесь, я тут, смотрите на меня. Как вы не видите, что война больше не история. Разве вы не знаете, что война не только у меня? ВОЙНА и у ВАС, просто не в вашем доме”
Я откинулась на спинку стула, вытерла слёзы на щеках и поняла, что я всего лишь подглядываю сквозь щелку в параллельный мир. Я словно Алиса, засунувшая голову кроличью нору.
Я испугалась и быстро высунула голову обратно, одним касанием к экрану телефона, закрыв инстаграм.
4 января
Мой 2022 был на грани безумия
Война, я покидаю страну одна с ребенком, статус временного укрытия в Швеции, что по сути оказалось стандартной процедурой беженства
Расставание, горе потерь, глубокое истощение на всех уровнях, потеря контроля над жизнью и отчаяние
Люди, поддержка, психотерапия и я потихоньку оживаю, профессиональная идентичность оказываеться для меня сильной опорой
Друзья, Турция, тепло, море, я возвращаю себе возможность радоваться и чувствовать драйв приключений. Я укрепляюсь, расту, трансформируюсь как личность и профессионал
Болгария, тихая гавань, где я снова чувствую себя как дома, возвращаю очень многое на места и беру еще больше для себя, чем обычно
Выдыхаю с облегчением этот год, с благодарностью, что я справилась и укрепилась
