25 февраля 2022г.
невозможно, а молчание запирает в клетке. Решила записать все давящие на горло мысли, будто это как-то поможет от них убежать.
Вчера в 9:30 утра у меня разрывался телефон от оповещений, Жора отложил его со словами: “Еще очень рано, поспи еще”. 10 утра, снова просыпаюсь от оповещений, Жора ложится в кровать, обнимает сзади и тихонько говорит: “Не читай новости. Война началась”. Внутри все обрушилось, мы лежали в кровати, обнимались и плакали от боли, несправедливости и страха.
Обрывается все внутри, когда видишь, как ракеты попадают в жилые дома в Киеве, а танки переезжают машины граждан, как ни в чем невиновные люди прячутся в метро в Харькове, как российский крейсер угрожает уничтожить ракетами маленький остров с 13 пограничниками (в 1000 км от Донецка, тысяче!). Теряюсь от непонимания, когда вижу пропагандистские сообщения “А почему вам 8 лет было все равно!?”, когда сравнивают внутренний конфликт другого государства (ДРУГОГО, к которому мы не имеем отношения) с тем, что нарушается суверенитет государства (и нарушаем его уже мы). Что военные действия в принципе находят оправдание, поддержку.
3 дня назад я спросила Жору: “Как думаешь, какова вероятность, что нам однажды придется уехать из России?”. Жора тогда ответил: “Ну, процентов 60”. И вот оставшиеся 40% стали таять на глазах. В ретроспективе ада, происходящего вокруг, обращаешься к себе, к своему будущему. Смогу ли я жить в таком государстве? Что с нами будет дальше? Буду ли я чувствовать себя здесь когда-нибудь свободно и безопасно? Буду ли я не бояться будущего? А говорить то, что думаю? Справедливо ли, что за эти несколько дней часть наших сбережений, заработанных честным трудом, мы просто потеряли? Готова ли я вкладываться в экономику государства, когда она может взять и обвалиться вот так вот, в любой момент? Не знаю.
По иронии судьбы каждое утро мы гуляем по Украинском бульвару у дома. Сегодня в Москве голубое чистое небо, совсем весеннее. От яркого солнца хочется спрятаться, расчесать его лучи на коже.
Мир вокруг теперь кажется другим. И мне страшно, что я не знаю, будет ли он когда-нибудь таким же, как прежде.
