По историям нашей войны можно снять не один фильм, так ведь не поверит же никто.

Утром Чёрной субботы у офицера службы тыла Эльада Зандани звонит телефон – у нас в киббуце Кафар Аза пальба, помогите! Звонит телефон и у полицейского по имени Кетэр Цорен, и у Ярона, который до выхода на пенсию служил в тюремной охране.

Ноам Бунфельд, бывший житель южного приграничья и бывший снайпер, а ныне житель Иерусалима и гражданский, звонит сам – другу в Кфар Аза. “Ноам, они повсюду. В домах, везде. Всех убивают. Я держу ручку убежища, пожалуйста, брат, не приезжай!”.

Ноам кладёт трубку, берёт пистолет и уже из машины перезванивает командиру отряда самообороны киббуца. “Не хочу быть твоим палачом. – отвечает тот. – Их слишком много. Не приезжай”. Поэтому Ноам гонит так быстро, как только может, и у самых ворот киббуца встречает Эльада, Ярона и Кетэра, который по дороге уже успел уложить своего первого террориста.

В 9:45 парни входят в киббуц. Благодаря предусмотрительности Кетэра, они крадутся между домами и таким образом минуют засады, расставленные террористами на машины. Натыкаются на раненых воинов отряда самообороны киббуца, пытаются вызвать помощь, понимают, что помощь если и придёт, то нескоро. Здесь Ноам меняет свой пистолет на автомат и запасается патронами. Они потом ему очень пригодятся.

В 10:20 четверо парней, которые какой-то час тому назад не подозревали о существовании друг друга, дают бой террористам. Террористов не десятки – сотни. В этом бою тяжело ранят Ярона. Теперь их трое против многократно превосходящих сил противника. Помощи нет. Боеприпасов немного. Помочь им может только чудо.

На этот раз чудо принимает форму лестницы – офицер полиции и бывший снайпер под прикрытием непрекращающегося миномётного огня из Газы влезают по приставной лестнице на крышу одного из домиков и втягивают её за собой. Крышу окружает ещё одно чудо – бортик сантиметров сорок высотой. Следующие три с половиной часа Эльад и Ноам планомерно снимают попадающих в их поле зрения террористов – выстрел, откат за бортик, выстрел. Их так и не обнаруживают. Расстояние их выстрелов очерчивает для жителей Кфар Азы круг жизни – невидимую и непроницаемую магическую стену, за пределами которой творится ад. Эльад и Ноам слышат и видят этот ад – горящие дома, крики умирающих, распростёртые тела, угоняемых в плен жителей.

В 15:10 в Кфар Азу входят бойцы подразделения Дувдеван. Они эвакуируют с линии огня немногих выживших и раненых. Среди последних – Ярон с двумя пулями в груди. Когда просят эвакуироваться Ноама, он просит ещё патронов. Эльад остаётся с ним, и вместе с армией до глубокой ночи они очищают кибуц от десятков террористов, забаррикадировавшихся в домах.

– Не знаешь, штурмовать дом или нет, живы заложники или нет. – невысокий худощавый Ноам с ангельскими голубыми глазами похож на хипстера, а не на эпического героя, каким он, по сути, и является. – Когда мы входили внутрь, мы видели, что они сделали с семьями. Мы поняли, что если террористы внутри, у семей практически нет шансов.

К двум часам ночи все уцелевшие вывезены. Потом придут ЗАКА и окажут последние почести тем, кого не удалось спасти, и их будет чудовищно много. Ноам в тот же день переоденется в оливковую форму и вольётся в ряды резервистов.

– Как ты это объясняешь? Вы вчетвером посреди осиного гнезда, все живы, один раненый и всё?!

– Чудо.

Он всё ещё воюет в Газе. Я хочу, чтобы много-много лет спустя, за огромным, бесконечным праздничным столом 119-летний Ноам рассказывал о свою историю, и пра-пра-правнуки говорили:”Во дед заливает! Не бывает такого, да и войн уже много лет нет”.