Читать начало истории

13 марта 2024

Последнее письмо в Россию.
Здравствуй, Оля.
Два года не списывались. Твоё сообщение так и висит не отвеченным:
– Перестань мне эти картинки слать, я в них не верю.
”Эти картинки“ – хвосты русских ракет, которые торчали в асфальте перед мом харьковским подъездом. В первый день весны две тысячи двадцать второго года.
Не переживай, Оль, больше ничего слать не буду.
Таких ”картинок“, снятых на мобильные телефоны, теперь – миллионы. А еще есть фильмы, книги, расследования, прямые трансляции, статьи экспертов и аналитиков на всех языках мира.
Знаю – ты ”такое“ не читаешь. Не твоя война, не твоя страна, не твоя боль. И вообще ”пусть политики сами разбираются”.
Переубеждать не стану. Сил уже нет, да и смысла.
Я вот чего пишу, Оль.
Увидела сегодня в тик-токе твое видео с красивым тортом ”ура совершеннолетний!”. Слушай, как время летит. Я твоего малого помню беззубым первоклашкой, смешной такой был.
Ты на этом видео такая счастливая.
Думаю, в последний раз. С завтрашнего дня эта война станет твоей, персональной.
Ты резко повзрослеешь, постареешь даже. Вряд ли станешь интересоваться историей и географией, но точно узнаешь расписание работы военкоматов и перепишешь телефоны минобороны. Обязательно будешь трясти повесткой и вопрошать куда-то в небо
– Почему мой? Как же так!?
Ну, может быть не завтра. С понедельника.
Сразу после ”выборов”.
Ты на прошлые штук пять, кажется, не ходила. Статус молчаливой соучастницы он попроще да, согласна. На эти пойдешь, Оль, заставят.
В эту пятницу твоя ”галочка” в бюллетене станет кровавой распиской: ”Я убила своего сына”.
Когда рыдать над его гробом будешь, вспоминай об этом.
 
7 марта 2024
Гуляємо тільки що у темному парку, освітлення там з початку великої війни не вмикали.
Ми, собачники, зазвичай збираємось на галявині й кожен свій ліхтарик вішає на тополю. І гарно так виходить, казково навіть.
Але, якщо якийсь собака залишає периметр світла, то автоматично перетворюється на ледве помітну пляму.
Чорний Гектор взагалі розчиняється в темряві. Пес-невидимка.
Тому з нашого п’ятачка постійно лунають кумедні крики, типу: “Вишня, ти де?”, чи “Кокс, а ну повертайся!”.
Розумію людей, які оминають нашу чудернацьку галявину і про всяк випадок тримаються ближче до центральних алей парку.
І ось привели сьогодні вперше песика на ім’я Люцик. Ну так його принаймні кликав власник, поки пес був поруч.
Мила така дворняжка з притулку. Худий, рудий, радісний. Розміром десь по коліно доберману.
Поки ми жваво обговорювали протести польських фермерів, Люцик зник з радарів.
– Люцик, Люцик, – нема Люцика.
Власник, хлопчина років сімнадцяти, розхвилювався і став кликати собаку повним ім’ям.
– ЛЮЦИФЕР! – гучно закричав він у темряву.
У нас істерика.
Зазвичай собачники то є люди з величезною емпатією. Але не цього разу. Тут собака пропала, а ми регочім, не можемо зупинитись.
Бачили б ви того диявола.
Нє, ну пішли шукати, звісно. Але все одно хіхікали.
Уявляю собі цю картину збоку перехожих. Бігає по парку зграя неадекватів і кличе сатану, вибач господи.
Знайшли ми Люцифера біля сміттєвого бака, їв пакет з-під ковбаси.