29 августа 2024
Из войны в войну.
Мы с дочкой договорись, что будем встречаться хотя бы раз в полгода. Несмотря ни на что: ни на русские ракеты, ни на палестинские теракты.
До февраля двадцать второго, мы вообще практически не расставались. А сегодня обнять друг друга два раза в год – роскошь. Сашка прилетала в Харьков зимой, теперь настала моя очередь отправиться в Тель-Авив.
Мы никак не могли взять билеты. То в Украине расписание поездов скачет из-за обстрелов, то в Израиле отменяют авиарейсы, потому что очередной сосед грозит расправой.
Да, среди всех стран мира мы выбрали две самые опасные на сегодня.
В день моего отъезда Россия выпустила по Украине больше ста ракет, а Ливан пообещал начать атаку на севере Израиля. Когда мы в понедельник говорили с дочкой по телефону и что-то грохнуло, мы одновременно произнесли фразу “это у тебя или у меня?”.
И все-таки я отправилась в путь. Мы же поклялись “раз в полгода несмотря ни на что и только ядерный взрыв разлучит нас, аминь”.
Дорога. Когда ты проделываешь путь из Харькова куда угодно, то думаешь: Боже, как мало мы ценили ТО время. Время, когда можно было выйти из подъезда на рассвете, а к полудню есть креветки-гриль на берегу средиземного моря.
До меня как-то итальянский журналист доколупался: “О чем мечтают харьковчане?”. Я отвечала, а он постоянно уточнял “а конкретнее?”. Сегодня, после двух суток в дороге, я могу четко конкретизировать – аэропорт! Мечтаю, чтобы наш аэропорт снова работал.
Потому, что автобус, два поезда и электричка – весьма утомительное путешествие к трапу самолета.
Вернусь, напишу брошюру “как состыковать пять пересадок и не сойти с ума”.
Но, как вы уже догадались, “несмотря ни на что” я здесь.
– Ой, ну что же вы? Из войны в войну прилетели! – сетует женщина в очереди на паспортный контроль, когда видит тризуб на моей обложке.
Я пожимаю плечами. Что сказать? К своему ребенку я полетела бы и в Папуа-Новую Гвинею в разгар перестрелок местных банд. Я – мама, и так устроен мир.
Жаль только, что часть этого мира всё еще жаждет стрелять, убивать, уничтожать. И в этой оголтелой, омерзительной жажде не способна увидеть главного. Оно, это главное, очень крохотное и совсем простое – быть свободным, обнимать своего ребенка, сидеть вечером на безлюдном пляже, болтать обо всем и хохотать, когда теплая морская волна касается ног.
И только одно может прервать эту идиллию:
– Мам, перестань смотреть харьковские новости, отдай телефон!
15 сентября 2024
Вернулась. Харьков встретил сиреной сразу, на вокзале. И в мерзком вое её читалось издевательское “добро пожаловать домой, дорогая”.
За три недели отпуска – солнца, моря, друзей и счастья быть с дочерью, я совершенно отвыкла от серых улиц, тревожных лиц, запаха гари.
Ехали с таксистом молча. Я, всё еще чумная от трёх суток дороги, всматривалась в витрины на “своем” перекрестке. Новые раны города, которые пропустила. Академика Павлова – “мой” магазинчик, банк, аптека.
Обугленные, пустые, заколоченные фанерой.
Я всегда любила возвращаться. Мне кажется лучший момент отпуска – это поворот ключа и скрип входной двери.
Дом.
Выстоял, дождался. Привет, я скучала.
Самый лучший в мире кофе варит моя кофемашина, точно вам говорю. Самый мягкий халат висит в моей ванной, а самый красивый вид – из моего окна.
Поехала за город забирать Гектора и по дороге начитывала заметки для будущих историй. Очень смешная про мой телефон и трогательная про аллею в Тель-Авиве. Интересная о безопасности в Израиле и милая о собаках на пляже.
Я столько хотела вам рассказать.
Мы как раз возвращались по Героев, когда прогремел этот взрыв. Авиабомба, её ни с чем не спутаешь. Столб дыма вырос мгновенно. Девятиэтажка, больше сорока раненых.
Страха нет. Только грусть и боль.
Здравствуй, Харьков. Здравствуй мой покалеченный, здравствуй родной.
1 октября 2024
Впервые посоветовала собственному ребенку выпить коньяку.
Залпом, не запивая.
У дочери истерика, они больше часа просидели в бомбоубежище в предместье Тель-Авива, пока 200 иранских ракет летели на дома израильтян. Это была месть за гибель лидера террористической организации “Хезболла” – так пояснил официальный Тегеран.
Но дело даже не в этом. Не в ракетах, которые были сбиты в полёте. По крайней мере пока официальных данных о пострадавших нет. Известный в Израиле ТГ-канал только что написал “Выглядело это конечно пиздецово, но результаты нулевые”.
В Израиле немного другая война. Мирных пугают не ракетные обстрелы (потому что А – “купол” и Б – реальные, обустроенные убежища на каждом шагу), самое страшное – теракты на улицах.
Запаниковала дочь, когда по подъезду стали бегать люди.
– Все наши соседи были в убежище, – поясняет ребенок, – Кто в этот момент топал по лестнице – непонятно.
Незадолго до ракетной атаки, в прекрасном старинном городе Яффо неизвестные открыли стрельбу прямо на трамвайной остановке. Восемь погибших, девять раненых.
Сашка должна была быть там, отмечать день рождения подруги. Но сирена поменяла планы девчонок.
Слава Богу.
Только что удалила пару групп, которые раньше казались адекватными, а сегодня всерьез принялись рассуждать на тему “так Израилю и надо”.
Я не могу понять, где сбой программы.
Одни орки под влиянием пропаганды воюют с “нацистами”, другие орки под гипнозом религии убивают “неверных”. В обоих случаях адекватные страны защищают свои территории и своих близких. Странно, что это не всем очевидно.
Не знаю, что еще сказать, кроме: Ам Исраэль Хай.
16 октября 2024
В Харькове дождь. Холодный уже, осенний. Такой, когда в кино главные герои непременно кутаются в плед и садятся с бокалом вина у камина.
Летнего в этом году не было почти. Засуха стояла несколько месяцев, фермеры и пожарные, уверена, мечтали о сегодняшнем дне.
Такой долгожданный дождь, а застал врасплох. Не найду свои резиновые сапоги. Наверное, оставила на даче. Гектор вырос из прошлогоднего дождевика, не смогла застегнуть даже на шее.
Мы идем гулять в темный парк. У меня нет ни пледа, ни камина, ни вина. Только настроение дождя.
Ноги промокли, сыро.
Папа в детстве объяснял, как влага собирается с поверхности водоемов, поднимается вверх, накапливается и снова сыплется на землю. А мама всегда говорила: “Это просто небо тоскует за кем-то, Анют”.
Я сегодня мамина дочка. Небо тоскует. За Артемом, за Остапом, за Виталькой.
Небо грустит о Светке. Она погибла в марте 22-го, возле магазина на Салтовке. Шла за хлебом – прямой осколок в сердце.
Светка. Всегда такая улыбчивая, добродушная. Мы вместе гуляли с детьми на площадке, потом как-то судьба разнесла, что ли. Встречались редко, но я всегда рада была ее видеть. Хохотушка с ямочками на щеках.
В такие пасмурные вечера мы всегда играли с отцом в шахматы.
– Подумай еще, доча, рокировка тут неуместна!
Господи, пап, как же тебя не хватает.
Сегодня невыносимо не хватает каждого, кого хоронила за эти два с половиной года.
Середина осени, 2024-й, Харьков, дождь. Небо тоскует за ними. За сотнями, тысячами. Улыбчивых, смешливых, с ямочками на щеках.
Честно, сегодня нет сил на ненависть к ублюдкам, развязавшим и поддерживающим эту войну. Наверное, это эмоциональная усталость.
Я думаю, наша долгожданная Перемога вот так же застанет всех врасплох, как этот дождь.
– Миша, где коллекционное шампанское, тут стояло в серванте!?
– Любочка, так выпили еще в 2023-м, помнишь, во время блэкаута!?
И такая смешная будет суета, светлая.
Верю.
