У нас назревает война, – говорит М., держа на коленях папку с тесемками, обычную папку, купленную в канцелярском на Хаим Озер или где-нибудь еще.

В этой папке – вся жизнь. Квитанции, подписи, займы, проценты, отчеты.

У нас назревает война, одна из многих, но, пока она назревает, надо сходить на шук, надо отвести (а потом забрать) ребенка на танцы, надо оплатить счета, машканту, арнону и электричество, надо, грубо говоря, выжить.

М. выживает там, я – здесь, дышу во время и между, до и после, оплачивая воду, счета за электричество и газ, а также интернет и горячую воду.

Наши голоса, точно эхо, повторяют и дополняют друг друга. Такая, достаточно узнаваемая мелодия. Нам надо выжить, пока назревает, пока (уже) идет, пока этот вал несется, поглощая тех, кто не успел, не смог, смешно сказать, подзадержался на старте, оказался недостаточно проворным, гибким, подготовленным.

Сидя в лоджии у мольберта, кляну себя за отсутствие должной гибкости и мотивации. За то, что нет сил на очередное преодоление. За то, что проживаю этот день и миг так, как получается, а не так, как надо.

У нас война, говорю я, но нужно успевать жить, до, после, во время, нужно дышать и задерживать дыхание, нужно пропускать сквозь себя жизнь

—

Этот снимок, сделанный вчерашним вечером, я бы назвала – предчувствие синего.