Здравствуйте. Хочу поделиться своей историей.
Начало войны я встретила в Одессе. В первые же часы я начала искать выезд в Черригов (там жила моя дочь). Дорога была длинной и страшной. Проезжая большие города
, издалека был виден где-то дым, где-то открытый огонь. Передо мной сидели девушки, которые каждые 10 минут оповещали пассажиров о «прилетах» по разным регионам Украины. Было страшно.
К Чернигову мы доехали поздно ночью, сидя на ступенях маршрутки, потому что людей, желающих попасть домой, было много. Выйдя из маршрутки, я увидела выпивших ребят, которые кричали нам: «Дорогие Киевляне, Вас встречает Чернигов. Мы ваша безопасность.»
Тогда я поняла, что «они🇷🇺» между нами.
Доехала к ребёнку, стало легче. Мое золотко было со мной.
Не знала как объяснить трёхлетнему ребёнку почему заклеиваю окна, почему занавески темные вешаю. И почему мы сидим в темноте.
Утром я занялась пополнением запасов еды. Была очень большая очередь. Кто-то закупал сигареты, кто-то детское питание. К вечеру магазины были практически пустые.
В первые дни в Чернигове мы начали готовить убежища. Подготовили подвал, принесли туда воду и сухую еду. Спускаться мы туда начали, когда слышали взрывы. До этого мы просто не верили в то, что ракета может попасть рядом с нами или в нас. За 4 дня мы все подготовили к возможной жизни в подвале, как могли защитили окна, запаслись водой и едой, собрали вещи.
Параллельно мы пытались отремонтировать машину, чтобы выехать. Это было безуспешно. Всё это время у меня было желание помогать ребятам, которые нас защищают. Позвонила волонтерам, они сказали куда идти. Шла я пешком через пол города.
Чувства переполняли. С одной стороны- я мама и должна быть возле ребёнка, а с другой-я доктор, и могу принести пользу. По дороге я видела много теробороны, танки, блокпосты. В голове была каша.
Когда я пришла к 18 школе (там был, так скажем, волонтерский городок), у меня спросили документы и спросили куда я иду. Я ответила: «иду волонтерить, я доктор». Они удивились, как я, с Одессы оказалась здесь, но поприветствовали и пропустили.
В школе было очень много людей. Там были женщины. Одни сортировали одежду, другие продукты, третьи готовили еду. По всей школе были ребята из теробороны. Мне показали куда идти. С того дня я начала волонтерить в медсанчасти.
С медикаментами было туго. Нам привозили не то, что нужно. Потому что нужного в аптеках уже не было.
Там я познакомилась с многими безумно добрыми людьми. Они помогали всем чем могли. Они не могли сидеть дома.
3 марта мы с Леной (максимально добрая девушка, которая стала мне родным человеком) собрали девушек из столовой, чтобы я провела им инструктаж по первой помощи. Именно в момент инструктажа ракета попала в школу.
Дальше как в военном фильме. Все бегут. Все кричат. Окон нет. Везде стекло.
Я помогла выйти девушкам и побежала в медсанчасть за аптечками и жгутами. Тогда же я заметила на себе кровь. В голове шум. Пока бежала на улицу кричала громко, на сколько могла: «Где раненые? Кому нужна помощь?»
Дальше перевязки, кровь, перепуганные глаза людей. Один из мужчин. Ему было лет 45 сказал: «Доця ты ранена, у тебя кровь из головы идёт».
Обработала себе рану и пошла дальше спрашивать кому нужна помощь. Пошла к тому углу школы, куда попал снаряд. Это было страшно. На территории школы оторванная рука. Под завалами кричащие люди, умоляющие о помощи. Приехал кран, спасатели, скорая помощь. Начали доставать раненых. Как оказалось позже, доставали ещё неделю. Кто-то был жив, кто-то уже мёртв.
В тот день я поняла, что не хочу, чтобы моя дочь видела то, что я.
Прийдя домой, был скандал по поводу выезда. Мне говорили о том, что можно пересидеть и больше вероятности встретить смерть по дороге, чем в квартире.
Голова разрывалась от боли, ночь не могла спать. Каждый раз когда слышала тревогу, закрывала дочь собой, затем ходила с ней на руках в коридор. Тогда она мне впервые сказала: «Мамочка, когда уже перестанет бахкать?». А я не знала что ответить.
В очередной вечер, прилетело в соседний район. Стены дрожали.
Мы пошли в соседнюю школу, там был довольно большой подвал и много, много людей. Дети с куклами и машинками спали на матрасах. Старики не могли уснуть сидя на стульях. У меня перед глазами была картинка оторванной руки с волонтерской школы.
Через пару часов стрелять перестали, и мы пошли домой. Тогда Злата мне сказала: «Мам, мне не нравится такая школа». Тогда я начала думать о том, как долго буду разгребать ее психотравмы, потому что за эти дни их насобиралось много.
Через пару дней после прилёта в волонтерскую школу, я поняла, что осколок, всё-таки остался в голове. Пришлось немного отрезать волосы, сделать ревизию раны, осколок я выбросила, обработала как положено рану. Всё время я думала о том, что всё-таки правильную профессию я освоила. Глаза спасённых людей я запомнила на всю жизнь.
Попытки выехать были безуспешны. Тогда я поняла, что машина это не роскошь, а в такие моменты, спасённая жизнь. Мы нашли 3 варианты выезда. Задача была выехать из города. На встречу мне уже ехал мой брат, он же крёстный дочери. Тогда выехать из города было крайне опасно. Коридоры не открывали. Люди ехали на свой страх. Объезжали главную дорогу полями и сёлами, потому что дорога, частями, была заминированна окупантами. Выехать тоже могли не все. Выезжали на своих машинах, или люди кооперировались. Кто-то мог дать машину, кто-то мог дать топливо. Мы нашли людей с машиной, нам нужно было найти топливо. Заправки были пустые. Тогда я обратилась в ту же волонтерскую школу. Как я ее назвала «главный Волонтер Чернигова», Оля, помогла мне с дизелем. Ребята из теробороны помогли доставить топливо ДТ мне домой. Я была удивлена отзывчивостью. Эти люди стали мне максимально близкими. Я их полюбила.
На следующий день мы связались с людьми на машине, и начали двигаться в сторону выезда из города. Именно с той стороны были взрывы. Слышна была работа танков. Мы стояли в пробке на выезд. Все сидели тихо. Напряжение непередаваемое. Машина шатается от звуковой волны. Злата пугается от взрывов. Чтобы отвлечь ее внимание, включила ей мультики.
Тогда мне позвонил брат и сказал что ему удалось заехать в город. Когда я его увидела, бежала и плакала. Злата кричала: «Пивет, кесный». Она плохо выговаривает «р». Обнялись и начали загружаться в машину. Он забрал нас, девушек на чьей машине мы изначально ехали (они кстати бросили машину среди города, на главной улице). Когда мы грузились, к нам подошёл дедушка лет 80. У него уже не было дома, он хотел выбраться к дочери. Дедушку мы тоже забрали с собой.
Машина большая, от этого и шатало нас больше (от ударной волны). Переезжая мост, Саша (брат) говорил о том, что здесь очень страшно. Позже он комментировал: «Ехал туда- мост целый был, ехал обратно- дыры сплошные». «Ехал туда- стоял дом, ехал обратно – только пепел».
Ехали полями. Ехали долго. Впервые с начала войны я рыдала. Чувствовала хоть какую-то безопасность. От этого и рыдала. Ещё понимала, что бабушка и прадедушка мужа остались в городе. Они не захотели ехать.
Сейчас мы в безопасном месте. Ещё дёргаемся от громких звуков (здесь тихо, не стреляют). В Чернигове уже тоже тихо. Бабушка нас зовёт обратно, но я боюсь туда ехать. Сейчас обстреливают Одессу. Город, в котором я выучилась, обрела друзей, родила дочь. Город, который я полюбила всем сердцем. И за который это сердце сейчас болит.
Когда мы уехали. В квартире пропал свет, вода. Бабушка собирала дождевую воду для туалета.
Когда не было связи, я каждый раз их мысленно хоронила.
Когда город освободили. Бабушка не смогла пойти на кладбище к маме, потому что оно заминировано.