4 марта

8 дней невозможно думать ни о чём другом. Киев, Гостомель, Сумы, Чернигов, Харьков, разрушенные дома, трупы под завалами, безуспешная реанимация шестилетней девочки.

Я не могу работать, привычные автоматические действия занимают в 5 раз больше времени, мысли путаются, всё зависает. А может это сон? Разбомбленная школа, беженцы, жовто-блакитний флаг развевается над миром, удивительное единодушие людей, компаний и государств. Бежавший от войны украинец теперь самый желанный гость в любом европейском, американском, канадском, австралийском доме. Танки, развороченные дороги, взрывы, аэродромы.

Я боюсь засыпать, они ночью бомбят, я боюсь выпустить из рук телефон, я скроллю новости как помешанная с обсессивным растройством. “Эхо Москвы” только в youtube, на “Серебряном дожде” только музыка, на “Дожде” только желанное до зубовного скрежета “Лебединое озеро”.

А они живут, немного ворчат про санкции, про доллары, но болтают в кафе (БТР, труп валяется в поле), стоят в очереди в Икее (из завалов выносят жертв), читают книги в метро (женщина родила в подземке по время авианалёта), выбирают сноуборд (туловище отдельно, голова в стороне, рядом автомат)…

Я никого из этих лёгких людей ни в чём не обвиняю, это то ли защитная реакция, то ли психопатия, то ли проживание вне реальности. Но каждому, кто нарисовал на своём УАЗике нацистскую “Z”, кто поднял сегодня российский флаг, кто волочёт тебя в автозак, кто сказал: “Так им и надо” я очень рекомендую в телеграме канал “Груз-200”. Балабанов со своим одноимённым фильмом — просто дешёвый питерский романтик. Каждый, кто за войну, не должен реализовывать это чужими руками. Идите в военкомат, вас очень ждут самые отважные и мужественные (сука, вся терминология сексиситская у этой войны) на планете ребята.

Русский военный корабль, иди на хуй!


28 марта


Сегодня смотрела интервью Владимира Зеленского, которое он дал по зуму главным редакторам оставшихся в живых независимых СМИ в России. С одной стороны, сюр. Президент страны, которую бомбят уже месяц, даёт интервью бомбящей стороне, не посыпая проклятиями, не оскорбляя, без крика и гнева. С другой стороны, сюр. Сидит живой человек и вживую отвечает на вопросы, судя по тому, что уточняющие вопросы задаются во время ответа, их список не согласован заранее. С третьей стороны, снова сюр. Это президент, которого реально в конкурентной борьбе выбрал народ, даже сложно такое представить. И он такой какой-то живой, человеческий, человечный, уставший, подопухший, с подглазинами.

Одним словом, как говорит опальный Оксимирон, “историческая хуйня”. Ссылка в первом комментарии.

 

10 апреля

РОССИЯНЕ ПРОТИВ ВОЙНЫ

Я безумно благодарна всем украинцам, в сердцах которых нет справедливой тотальной ненависти ко всем русским. Больше 300 человек из Украины написали слова поддержки, вы не представляете, насколько это важно. Так вот что я хочу сказать. Мы есть, мы существуем, мы ходим на митинги, мы не молчим, мы умираем вместе с вами от ужасов бесчеловечной войны. 3 дня назад я была ноунеймом с 300 френдами в фейсбуке, но вы же не знали, что я была с 24 февраля на 4 митингах? Вы же не знали, что я попала в полицию за одиночный пикет? Вы же не знали, что я в открытом фейсбуке выступаю против войны уже 46 дней? Вы же не знаете, что абсолютно все мои друзья (более 100 человек) против войны? Да, многие боятся, я не буду их осуждать, страх — отвратительная штука. Я решила не бояться, и мой голос был услышан только благодаря случайности. Мой любимый певец и герой России Oxxxymiron (Мирон Фёдоров) провёл уже 3 благотворительных концерта в поддержку украинских беженцев и смог собрать донатами 200 000 евро. Но с российских карт пожертвовать нельзя, так как счёт за границей! Я пожертвовала тоже, поскольку за день до отключения возможности снимать деньги с русских карточек перевела немного евро парижской подруге. Если у вас не российская карта, отсканируйте QR-код на этом фото и пожертвуйте, сколько можно. Каждый доллар имеет значение. Ссылка на сайт концертов и донатов в первом комментарии.

Слава Украине!

RUSSIANS AGAINS WAR

I have been learning English since October, sorry for my mistakes. I’m happy and full of hope and gratitude because i have already got a lot of supporting messages from Ukrainians. I need to say that I’m not alone. All of my friends (about one hundered Russian people) hate war. Most of them has saved the silence. I can’t blame them. However about ten of my friends and thousands of Russian strangers have been trying to scream. But their voices were not heard. I was noname for you two days ago. I’m still noname:) But i have been protested on the Saint Petersburg’s streets, i was arrested for single picket. And I have still screamed. But we didn’t know it. I have to say: RUSSIANS AGAINST WAR! My favorite singer Oxxxymiron holds abroad charity concerts for Ukrainian refugees, but we aren’t able to donate money by russians credit or debit cards. If it’s possible, scan QR-code on this photo and donate. Link to these charity concerts of Russian hero Miron Fyodorov in the first comment.

Glory to Ukraine!

 


13 апреля


***

Одинокий голос человека.

***

Когда на третью ночь я ложилась спать со своей правой стороны кровати, я боялась засыпать. Правая сторона кровати — это место, где я узнала о начале войны. Я вряд ли забуду то утро. Моя прабабка узнала о войне 22 июня 1941 года, сидя в уборной. И не могла встать с унитаза час, так и сидела без слов, без мыслей. На третью ночь — мне казалось — должен был пасть Киев. Мне теперь так стыдно за эти мысли. Но я закрывала глаза, уже солнце настырно заглядывало через шторы, а я всё старалась не заснуть. Киев выстоял.

***

Вчера, когда никого не было дома, я валялась на кровати в одних трусах и читала новости. Вдруг спохватилась: а вдруг придёт ОМОН, а я тут возлежу. Надела майку и шорты. Ждать ОМОН неприятно.

***

В марте впервые за много лет не пришли месячные. Нет, я не беременна, уж поверьте. Организм тоже вошёл в стадию войны. Плохо то, что жиры он тоже решил запасти, хотя я мало и фрагментарно ем. Всё как по учебнику.

***

Жить внути страны, которая ведёт войну на чужой территории — это как жить в хорошо охраняемой психушке. Тебе ничто не угрожает, ну максимум — привычно поколотят санитарки, — а с воли приходят новости: там 56 трупов в братской могиле, там человека танком переехали, там девочек насиловали, там трупы на улицах валяются, там разбомбили театр, больницу, роддом, вокзал, и на перроне остался игрушечный ослик, кровавый такой, влажный, бордовый. И ты как герой Малькольма МакДауэлла в “Заводном апельсине”, тебя приковали и расширили зрачки железяками. Иди и смотри. Иди и смотри. Иди и смотри.

***

Как вы собираетесь жить потом, молчуны? Как вы будете жить с собой? Как вы уложите ребёнка спать? Как те, что пришли с войны калеками, через 5 лет будут говорить маме или сыну, зачем они воевали? Повесит ли их внук на машину “Сапибо деду за …” Кстати, за что? …за спецоперацию?

***

Мы в 2007 году снимали военный сериал “Я вернусь” в маленьком польском городочке Решеле. Безумно красивый, как и все польские городочки. Нам не хватило денег на то, чтобы снимать Дрезден в Германии (в Дрездене это и невозможно было бы сделать, он был разбомблен как Мариуполь, только при других вводных). И в середине съёмочного дня из окошка вылез дед с двустволкой. Я думала, потому что мы завесили его улицу свастиками и красно-бело-чёрными стягами. Нет. Он сын советского солдата, изнасиловавшего его мать, когда они “освобождали” Польшу. И мать ненавидела его всю жизнь. И всю жизнь его презирали соседи, родные и одноклассники. А он ненавидел русских. Полиция не дала ему выстрелить. А что будут думать дети, рождённые от девчушек, месяц насиловавшихся в Буче?

***

Мне 39 лет, согласно среднему возрасту смерти российских женщин, мне жить ещё лет 35. Может быть, кто-нибудь знает, как? Может быть, эти картинки, голоса и проклятия когда-нибудь уйдут в подсознание? Может быть, когда-нибудь я смогу не думать об этой войне? Может быть когда-то правая сторона кровати перестанет быть местом, где я узнала о том, что началась война?


21 апреля

79-е февраля.

***

Сегодня отвезла до границы двух мариупольцев, девушку и её парня. Оказалось, что читаем одни и те же новости, переживаем за одних и тех же. Самым смешным был момент, когда они мне начали рассказывать про моё же видео про Альбертика. По-моему, они не поверили, что я это я. И через минуту рассказали, что видели мобильные крематории, кучу трупов на улице (“гораздо больше, чем в Буче”) и что снаряд взорвался во дворе их дома, когда они жарили шашлыки из оставшегося в погребе мяса. “Минут за 5 до этого прошёл человек в чёрном и в балаклаве и сфотографировал нас через забор, и потом херрррак – двух посекло, а брат мой в рубашке родился, говорит, цыганка ему при рождении в глаз плюнула”.

***

Самое страшное начинается после того как я оставляю их на пограничном пункте. На фон спокойной дороги накладываются разрывы снарядов, вой сирен, звуки падающих бомб, перестрелка и запах трупов. А ведь я их даже не видела, только слышала об этом. И смотрела фото и видео.

***

“Наверно, хорошо, что в этом году зима была морозная, мы обалдели, до -15 в марте было. Но хотя бы трупы не разлагались, нам повезло”… НАМ ПОВЕЗЛО.

***

Знаете, что мне кажется самым кафкианским в том, что происходит лично со мной? Возможность пообщаться с украинцами. Лично и в сети. Поболтать, послушать правду очевидцев, принять совет, что-то рассказать. Это такой же сюр, как если бы жители Дрездена состояли в переписке с евреями, которых везут в Треблинку, или советская ткачиха перезванивалась с ляйбцигской кружевницей. Это для меня и бесценный жизненный опыт, и возможность не сломать хребет об обстоятельства места, времени и образа действия.



 

19 мая

108-е февраля…

***

День сурка. Кофе. Московский вокзал, двое из Мариуполя, возрастная дама с 16-летним сыном-инвалидом. Дама из Мелитополя. Всем троим в Германию. Та же кафешка.

***

– У меня у мамы муж профессор, светило, лицо города. Не выдержало сердце. Ну не может он жить в подвале в таком унижении и страхе. Завернули в полиэтилен, похоронили у Академии в парке. Братья мои двоюродные не уходили, пока не убедились, что его не в братскую могилу зароют, а отдельно. Когда уже город ваши взяли, откопали его, перенесли на кладбище, чтобы “эти” просто крест не выкопали, чтобы не потерять его.

***

– Приезжайте сюда, посмотрите на “русский мир”, пробегитесь за водичкой под обстрелом, перепрыгивая через валяющиеся на дороге стволы деревьев, обрывки проводов, столбы, ветки, железки, куски домов, прыгая через трупы, мы посмотрим, как ловко у вас это получается.

***

Я не могу больше слушать ничего кроме “Океана Ельзи”. Открываю окна в машине, если погода позволяет, чтобы слышали на улицах Петербурга украинскую речь и музыку. Русскую речь слушать с каждым днём всё сложнее. Вчера смогла посмотреть 2 серии сериала на английском, на русском не могу. Наша взаимная любовь с русским языком была с детства, а сейчас на нём хочется только орать матом.

***

Я загнала себя. Вчера отчётливо поняла это. Впервые в жизни поняла, что не вывожу. Столько боли кругом, столько страха, ужаса, отчаяния с лимонной долькой надежды. По утрам мне кажется, что все внутренние органы переместились в противоположную сторону. Смотрю в зеркало, я та же, всё по-другому, это чувство необратимости со мной, как неизлечимая болезнь.

***

Мне хочется проснуться утром, и чтобы не было войны. Чтобы я выпила кофе без отвращения, чтобы встретилась с друзьями без чувства вины, чтобы можно было сходить в бар и не раскаиваться потом за неуместную праздность. Чтобы просто прожить день, как будто не было этой крови и этого мяса. Не вспоминать новости и не видеть фотографии тел. Смотреть, как идёт дождь. И чтобы капли текли по лицу, не замешиваясь со слезами.

***

Ну почему во мне нет веры? Я хотела бы стоять на коленях и молиться, жарко, чтобы слёзы текли по щекам, а потом катарсис. За парней из “Азова”, за всех ребят, кто сейчас спасает свою страну, за всех, кто потерял веру, надежду и любовь. Вместо этого в небе холодный неулыбчивый спутник, а дальше чёрные дыры и сверхновы, нейтронные звёзды и войды, где одна пустота и холод. А мы вот тут. И никто никого не спасёт.

***

Мои трогательные дамы подарили мне на прощание бесценные подарки. Браслет из Мариуполя и кружку из Мелитополя. Они не подозревают, но это самые ценные подарки в жизни. Когда человек, у которого за спиной рюкзак, а в руке маленькая сумка, достаёт оттуда что-то и дарит тебе — это какой величины серде нужно иметь? Пусть у нас всё будет хорошо. Пожалуйста.

 


19 июня


Когда в первые дни войны я пыталась понять, как в стране, чуть ли не единственной гордостью которой стала победа над фашизмом, взрос как борщевик этот самый фашизм, я с удивлением и ужасом нашла его и в себе.

До 24 лет я была в плане имперского мышления совершенно девственна. В детстве мне забыли сказать, что людей надо обязательно делить на национальности, чтобы с чувством полного удовлетворения рассуждать о х*ачах, абрек*х, укр*пах, чернож*пых, узкогл*азых, кос*ёбых, чурк*ах, чукчах, азер*х, черном*зых, ниггер*х, гастерах, бульбаш*х, овцеёб*х, меееедленных прибалтах, жид*х, татарве, косоглазых. В Рыбинске была представлена, в основном, только титульная нация с небольшим количеством кавказцев на рынке. На журфаке и в общаге у нас вообще народ был со всего света, но максимально неполиткорректными были шутки про то, что китайцы жарят селёдку и воняют на весь этаж. Правда жарили и правда воняло.

В 24 я впервые столкнулась на съёмочной площадке с юдофобией: актриса Екатерина Васильева выдала длинный спич о непереносимости евреев в её долготрудной православной жизни. Я побежала рассказывать об этом актрисе, с которой тогда дружила, и увидела страх в её глазах. Оказалось, что она еврейка. Тем же днём от нашей режиссёрки я узнала, что евреев, оказывается, надо определять по внешности, носу, фамилии. Но выделять надо уметь.

Я помню встречу в кафе с моей подругой, однокурсницей из Кременчуга, которая тогда жила в Киеве. Я смотрела на неё и думала, зачем же она уехала в Киев, ведь она неплохо себя чувствовала в Москве. Это я тогда реально считала шагом назад.

Я помню сильный страх перед всеми чеченцами. Но кто бы мне объяснил тогда, за что боролись эти люди. Я так же, как и родители, получала информацию из телевизора. А книгу “Чечня. Год третий” Джонатана Литтела так пока и не раздобыла. Ничего честного об этой войне в России так и не вышло. Теперь я знаю, что всё было не так.

Моя первая работа в кино была в Узбекистане. Я помню, как я дико удивилась, что мои коллеги хорошо и без акцента говорят по-русски. И как я подсмеивалась над молодыми узбекскими артистами, которые по-русски уже не говорили. И удивлялась, как хорошо и творчески работают узбеки.

Когда мы снимали в Салехарде, я в кругу коллег позволяла себе мерзкие высказывания в сторону ненцев, называла их “вырожденцами” и смеялась над их нехитрым бытом. Мы чувствовали себя этакими Кортесами среди индейцев.

На кастинге того же проекта я удивлялась, почему молодые якутские артисты плохо говорят по-русски. И вообще, какого хрена они его плохо знают, они же живут в России.

Вспоминаю, как позволяла себе глумиться над списком учеников какой-то школы из Мурино, где половина учеников была с нерусскими фамилиями.

И когда ты начинаешь разматывать этот адский клубок, вдруг встаёт в памяти момент, когда мы, дворовые дети лет 8-9, забрасывали камнями юношу с задержкой развития. Нам казалось это уморительно смешным.

Другое дело, что я заметила в себе эти мысли и выжгла их калёным железом. Я смогла осознать их мерзость и то, что мне просто эти мысли внушили знакомые, коллеги, случайные прохожие. Я смогла трансформировать их из презрения в любовь и уважение. В качестве побочного эффекта, правда, вылезла ненависть к любому проявлению имперскости и фашизма в других. Я не знаю, сколько нужно поколений и какой паззл должен сложиться на обломках империи, чтобы борщевиком поросла сама идея расового или национального превосходства, а также все прочие формы дискриминации.

Ссылка на источник