4 января 2023 года. Харьков.
На улице плюс два.
Соседка догоняет сына-подростка у лифта
– Игорь надень шапку, там так похолодало!
Не могу сдержать улыбки: плюс два, январь – похолодало.
На днях действительно было градусов десять тепла.
Мальчишка нехотя натягивает шапку. В лифте снимает, конечно.
Хмыкает недовольно
– Блин, достала.
Я улыбаюсь. Но к горлу уже подкатывается привычный болезненный ком.
Мама, шапка, лифт…
Я, правда, свою шапку снимала не в лифте, мне нужно было в ней выйти и свернуть за угол, где мама не могла уже видеть меня в окно.
Когда приезжаю в родительский дом полить цветы, то всякий раз выходя из машины, рефлекторно поднимаю голову. Шестой этаж, окошко кухни. Она всегда ждала меня, махала рукой.
Сегодня ровно три месяца со дня смерти отца.
Я узнала, что боль потери неоднородная. Иногда это какая-то светлая теплая тоска, а иногда темная холодная пустота.
Бывает вперемешку.
Вчера искала дома бинт, достала аптечку из шкафа, открыла её и аж отпрянула. Первая реакция – ужас. Запах больниц, последние месяцы жизни родителей, врачи, уколы, капельницы.
Холодно.
Через секунду – совершенно противоположные чувства. Запах детства. Легкая температура, кашель, горло, я не пошла в школу. Мама шуршит в аптечке, щурится, всматривается в мелкий шрифт на упаковках с таблетками. И ты такая думаешь “лишь бы не горчичники, лишь бы не горчичники”.
Тепло.
Плачу, когда проезжаю поворот к родительскому дому. Когда по пешеходному переходу идет дедушка с палочкой. Когда на автобусной остановке стоит бабулечка в похожем беретике.
Улыбаюсь, когда тушу сигарету так же как папа. Когда облизываю губы, как мама, пытаясь попасть ниткой в узкое ушко иголки. Когда не решаюсь перенести цветы на балкон, потому что “Анька не вздумай, нельзя тревожить растение, когда оно цветет”.
У меня герань зацвела на подоконнике. Думает, что весна пришла.
Мы с Игорем вышли из лифта и завыла сирена. У подростка тот час зазвонил мобильный с бегущей строчкой “Мама”. А мне пришло сообщение в мессенджер от Сашки “Мамуль, как ты там”.
Как много горя принесла эта война. Как мало важного оказалось в жизни.
– Все хорошо, доча. Январь. Плюс два. Похолодало.
10 января 2023г.
Попала в неприятную ситуацию. Я не первый раз влипаю в похожие истории, и давно зарекалась не бросаться помогать незнакомым девочкам из чатика. Но нет, танцы на граблях – это мой персональный вид искусства, индивидуальный культурный слой, блин.
Написала девушка, Инна. Я её знать не знаю, никогда не видела, общих друзей нет.
Пишет: мы тут мероприятие провели за границей, немного денег собрали, хотим харьковскому военному госпиталю что-то нужное передать – разузнайте, помогите.
Ну, круто же. Доброе же дело. Я подняла на уши друзей – пресс-офицеров в звании полковников, журналистов, волонтеров, даже советника губернатора дёрнула. То есть людей, мягко говоря, занятых.
Раздобыла контакты главврачей и начмедов, по ходу еще немного информации собрала. Оказалось там с передачей помощи есть бюрократические сложности.
Пишу Инне, мол, с госпиталем непросто, вдруг вам не слишком принципиально кому помогать, то у меня есть друзья-волонтеры за порядочность которых ручаюсь. Это и Сашка Костенко, который кормит одиноких стариков в Харькове, и Наташка Чернявская, которая с командой закрывает выбитые взрывами окна, и Юрий Сапронов, который каждый день возит на ноль всякие нужности. Да у него в каждом посте списки необходимого есть. Ссылки даю, чтоб не голословно.
Нет, Инна отвечает, “нам нужно оприходовать деньги в гос.органе” – это цитата.
Оприходовать.
Мне бы тут остановить диалог. Но как же, люди же собирали, старались. Хоть и сумма у них небольшая совсем, но всё равно помощь.
Собралась духом, набираю замначльника госпиталя. Неудобно страшно, представляю его чудовищную занятость. Он трубку снял, но говорит быстро, низким таким, уставшим голосом.
– Бытовые вопросы у нас закрыты, медикаменты тоже, слава богу. Оборудование нужно, но оно дорогостоящее, даже не знаю, что вам ответить, могу номер расчетного счета скинуть.
Ну, думаю, ок, нормальный вариант, жду от него сообщение.
И вдруг. Он мне перезванивает. И голос у него такой чуть повеселей, что ли.
– А вы знаете, Анна, мы тут подумали с коллегами, и решили попросить вас купить нам большой телевизор! Мы его на стенку повесим, ребята будут смотреть.
Я обрадовалась, как ребенок. Говорю, это супер, отлично, спасибо, конечно купим и привезем.
Пишу Инне: ура, им нужен телевизор!
А она такая: та ну не, мы одежду хотели или еду.
Блядь. Мне, что? Перезвонить замначальника военного госпиталя, возможно даже оторвать его от операции, и передать ваши новые пожелания?
– Телевизор не годится, выбирайте что-то из нашего списка: штаны или котлеты.
Я очень злюсь, Инна. Потому что так не делают. Возможно, вы без умысла потрепали мои нервы. Но я тратила время, дергала реально занятых людей, отвлекала от работы врачей и всё это делала своим именем, своей репутацией.
Но самое неприятное вот что. Представляю, как после нашего телефонного разговора Александр Анатольевич зашел в палату к раненым ребятам и говорит:
– Ну что, пацаны, скучно вам? Эт ничего, потому что завтра Аня Гин привезет вам телевизор!
Меня аж передергивает.
Телевизор в госпиталь я, конечно, куплю. Теперь это моё дело, потому что моё слово.
Но без вашей помощи, друзья, мне не справиться.
11 января 2023г.
Разобрали вы меня вчера в хлам своими переводами. А подписи к ним! Я и плакала, и смеялась, и снова плакала.
На самом деле, без пафоса говорю, я впервые такое мощное чувство испытала. Одновременно: благодарность, гордость, восхищение и абсолютная вера. Вера в то, что нас, таких, точно никогда не победить.
Разобрали вы меня. Я так разобранная в госпиталь и поехала.
Товарищ подполковник встретил меня на кпп. Сразу скомандовал
– Так, подбираем сопли, не рыдаем, излучаем радость!
Боже, какой мужчина. Я хотела спросить: “можно ли за вас замуж?”, но получилось только “какая здесь мощность роутера?”.
Оказалось, что холла на этаже, как такового, нет. Только расширители. Я почему-то себе представляла чуть ли не кинозал со стульями. Нет. Есть столовая, куда можно повесить огромную плазму, но она полупустая. Ребята, в основном, кушают в палатах.
– Я думаю, лучше пусть будет не один большой телевизор на всех, – говорит подполковник, – А несколько, поменьше, чтоб в палатах повесить.
На этих словах входим в комнату на шесть человек.
Я пытаюсь быть невидимой. Пока мы рулеткой меряем стену, думаю “только б не заплакать, только б не заплакать”.
А товарищ подполковник, гад, громко так объявляет
– Вот на этом месте, ребята, у вас скоро будет телевизор!
Боже, как они обрадовались. Я, клянусь, не ожидала. Ну, телек и телек, просто, чтоб бубнело что-то.
– Да вы, что!? – говорит мой сопровождающий, – Вы бы видели, что тут творилось, когда шел чемпионат мира по футболу! Лежачих прямо в кроватях выкатывали, чтоб хоть одним глазком глянули. Один ящик был на этаже.
Ну, тут я, конечно, не сдержалась.
В общем, резюмирую. Буду покупать телевизоры для палат.
Диагональ 32 дюйма, смарт тв, крепление на стену.
Модель еще не выбрала, если есть спецы, подсказывайте в комментариях.
Если ориентироваться на средние цены (не самые бюджетные модели, но и не флагманы), то нам, внимание, хватит на 10 (десять) телевизоров!
Теперь вы понимаете, почему меня в хлам разобрало.
– Круто, – говорит подполковник, – Для начала повесим тогда всем лежачим.
– Для начала? – уточняю я.
Да, говорит, у нас в госпитале около ста палат, а вы, я вижу, девушка целеустремлённая 
Чувствую, скоро у меня будет позывной “Аня – телевизор”.
Благодарю недобросовестную барышню Инну, которая сама того не зная, заварила эту удивительную историю.
Вместо послесловия скажу очень личное. Впервые после смерти родителей в моей жизни появились смыслы.
Спасибо, люди.
13 января 2023г.
– Алло, товарищ подполковник, выходите, выгружаем!
– Шо? Уже? Так быстро? А я думал, будет как в том анекдоте “летом приходи, мальчик”
Надеюсь, к лету палаты этой больницы заметно опустеют (тьфу, тьфу, тьфу).
Друзья, разрешите доложить. Первая партия телевизоров прибыла в распоряжение харьковского военного госпиталя!
Уже сверлят, крепят, подключают.
Решила все же брать сороковую диагональ, в магазине посмотрела внимательно на звук и картинку в “32”, специально отходила подальше – не, маловата.
А “сороковочка” отлично смотрится. Как подключат, я вам обязательно фотки покажу.
Оживление в палатах.
– А что это за коробки? А что там?
– Телевизоры вам, чтоб не скучали.
И эхо такое по госпиталю “А нам? А нам? А нам?”.
Не переживайте, мальчики. Я упертая, а читатели мои неимоверные. Эта формула дает отличный результат.
На следующей неделе закажем тридцать штук, главное чтоб поставки успевали.
Из смешного: я таки уже у пяти человек в записной книжке значусь, как “Аня – телевизор”.
Из потрясающего: компания COMFY присоединилась к нашему проекту и передала в подарок (!) восемь телевизоров.
Из удивительного: я только что написала слово “проект”, а ведь три дня назад это была “случайная ситуация”
Люблю вас. Далі буде.
17 января 2023г.
Через несколько часов мой день рождения. Не спится.
Папа всегда заводил будильник на полночь, чтобы поздравить меня первым. И я не ложилась, ждала.
– Бриллиант мой, золото мое, будь здорова!
Я была папиным бриллиантом. Папиным золотом.
Сижу, тупо смотрю на больше круглые часы над столом. Знаю, что он не позвонит, но не могу оторваться от циферблата.
Курю прямо тут, за ноутбуком.
Мама сейчас печёт мой любимый торт. Только мой, только для меня, только восемнадцатого января.
Рассыпной. Он чем-то похож на “муравейник”, но другой, без мёда. Мама делала такие сухие коржи, потом ломала их руками, перемешивала с масляным кремом и ставила на ночь в холодильник. Вкуснее нет ничего, говорю вам.
Не испечёт.
Больше никогда не испечёт.
Воет воздушная тревога. Автоматически листаю ленту фейсбука. Заявление Арестовича, какой-то непонятный чувак напротив Дудя, снова Арестович, снова чувак. Что-то такое неважное, бутафорское что ли.
Который раз попадаю на короткий ролик из зелёной кухни. Вот оно, настоящее.
Малышка задувает свечи, именинница. Её живой папа и она, его принцесса.
Мама, сёстры, торт.
Днепр.
“Смотреть снова”. Да! И снова. Да. Там на видео – счастье.
Простое. Обыкновенное.
Я сегодня снимала сюжет для литовского телевидения, а завтра поеду в госпиталь с очередной партией телевизоров. Жизнь продолжается. И. Мы всех победим.
Но невозможно дышать на этом коротком видео из зелёной кухни. Невозможно дышать.
Ведь это и есть то, ради чего стоит жить, стоит бороться.
Через несколько часов мой день рождения. Я совсем взрослая, но ощущаю себя ребёнком. Счастливым, как эти девочки.
Мои хорошие. Сил вам. И вашей маме сил.
Сейчас хочу очень искренне пожелать всем папам выжить, а мамам выдержать.
Чтобы долго-долго, долго-долго ваши любимые могли снимать трубку в полночь и слышать самое тёплое, самое ценное, самое родное
– Бриллиант мой, золото мое, будь здорова!
Нет ничего важнее этого. Понимаете.
23 января 2023г.
– Хлопці, що дивитесь?
– Та кіно, як його, з тим, з кріпким горішком. Кумедний бойовик.
В “травме” смотрят боевик с Брюсом Уиллисом, в “хирургии” сериал про Лору Крофт.
Вокруг костыли, инвалидные коляски, аппараты Илизарова, господи, а они смеются.
Я вам из госпиталя, друзья мои, привезла мешок приветов и целый самосвал “спасибо”.
Кажу: Та то ми вам дякуємо, хлопці. Краще б ви сюди не потрапляли ніколи.
А вони: Та все файно, не хвилюйтеся, а з теліком так вапще круть, як на канікулах.
Каникулы у них… В одной из палат сегодня видела очень тяжелого раненого, весь перевязанный, и руки, и ноги, и лицо в кровоподтёках. Он пытался подтянуться на поручне, и было видно, что ему невероятно больно.
Я не сдержалась, спросила, можно ли ему помочь, а он, представляете, улыбнулся
– Я же воин, я справлюсь.
Сколько тебе, воин? Двадцать пять? Двадцать семь от силы.
“Воины на каникулах” – звучит, как название доброго такого, легкого фильма.
По всему госпиталю, и в палатах, и в коридорах висят детские рисунки. Это так трогательно.
А я еще сегодня со сладостями приехала. Прям детский утренник.
Привезла ребятам авторские конфеты от Олег Соловйов и его читателей. Конфеты необычные, по сути – это сыр в шоколаде. Я попробовала, вкуснятина. Не подумайте, мальчишек не объела, у меня была своя коробочка – ко дню рождения.
Помните, с чего начиналась это история? С одного телевизора. Сегодня мы можем купить пятьдесят штук (!). И купим.
Но у нас с товарищем подполковником договоренность – я привожу десять, они всё вешают, подключают, и только тогда я везу следующие десять.
Ну, чтоб не пылились где-нибудь на складе.
Выходим уже из госпиталя, а товарищ подполковник вслух рассуждает
– Следующие три в политравму повесим, два – послеоперационным, а пять отдам девчонкам в гинекологию.
Я аж остановилась.
– Гинекология? В военном госпитале?
Тю, говорит он, ну конечно, они же там в окопах позастужались все, вон через одну с циститами лежат.
Настоящая жизнь, она такая прямолинейная, неделикатная, без грима и спецэффектов. В общем, ничего общего с Крепким орешком или Лорой Крофт.
Обнимаю вас, люди.
Далі буде.
30 января 2023г.
Добралась до родительской библиотеки.
Одежду, посуду, лекарства я сразу собрала и отвезла в храм. Собирала быстро, отключила эмоции. Не плакать, не вдыхать запах, не истязать себя воспоминаниями. Это просто одежда, предметы быта, кому-то пригодится, вон сколько людей остались без дома, без ничего.
А книги… Книги в нашем доме всегда были немного священными предметами.
Впрочем, как и в любом советском доме. Ну, или почти в любом.
Нельзя было просто пойти в магазин и купить собрание сочинений Дюма, например.
Надо было записываться в длинные очереди, подписываться на макулатурные журналы, платить взносы в идиотские профсоюзы, танцевать с бубном и произносить заклинания положив правую руку на “Материалы XXVII съезда КПСС”.
Так это безобидный Дюма. А если в домашней библиотеке семидесятых, вдруг оказывался томик Оруэлла, Гинзбург, Замятина или даже Пастернака – это значило, что человек совершил подвиг и уголовное преступление одновременно. Добыл.
Родителей без книги в руках я не помню. Даже сейчас, перебирая эти сокровища, я почти в каждой нахожу мамины закладочки – сухая веточка лаванды, обрывок газеты, переливной календарик “Ю-щен-ко!”.
В папиных томиках – пометки простым карандашом. В книге Жванецкого подчеркнута фраза “Если появился кто-то, готовый свернуть горы, за ним обязательно пойдут другие, готовые свернуть ему шею”. Рядом пометка аккуратным почерком “для Аньки”.
Она любила исторические романы и всякие “антологии жизни и творчества” кого угодно. Он обожал перечитывать Сенкевича, Рыбакова, Бабеля.
Кручу в руках толстый сборник Маяковского. В нем ни закладок, ни пометок. Наверное, его выдавали в нагрузку к Стругацким.
Не могу выбросить.
Ни Пушкина, ни Лермонтова отнести в мусорный бак не могу. Знаю, что вряд ли когда-нибудь открою эти книжки. Но все равно волоку к себе, ставлю на полку. Для меня они не про “глубину сибирских руд”, а про жизнь родителей.
Мы на днях стояли с военными из госпиталя у магазина Комфи. Приехали за очередной партией телевизоров и долго ждали, пока закончится тревога. Говорили о том, как должна измениться Украина после Победы. И вот товарищ сержант, где-то моего возраста мужчина, убеждал, что наше с ним поколение должно “сдохнуть к чертовой матери”, чтобы страна поменялась. Я протестовала.
– Нужно просто перестать давать взятки, – пафосно доказывала я ему очевидное.
А теперь волоку Пушкина с Лермонтовым домой и думаю, а может сержант прав.
П.С. Зато благодаря родительской библиотеке сбылась мечта идиотки: я таки построила книжную полку во всю стену и завела аквариум. Там есть хамовитая синяя рыба, которая строит всех остальных (не спрашивайте, как называется, я пока только скалярий выучила). Еще стайка в полосатых купальниках, которая всегда держится поближе к пищеблоку и грустный сом, который за всей этой бандой убирает.
Там целый мир, расскажу как-нибудь.
5 февраля 2023г.
Сегодня очень близко видела “русский мир”. Он настолько безобразен, что эмоции каменеют. Я даже расплакаться не смогла, просто застыла, онемела.
Мы ездили кормить бездомных котов в Циркуны и Тишки. Сейчас туда пускают, разминировано. Это те районы Харьковской области, которые восемь месяцев жили под оккупацией.
В Тишках у Люды был дом. Прости, Люд, я не могу не показать этого. Не смотри, прошу тебя.
Я несколько раз писала об этом потрясающем месте. Клянусь вам – это самый красивый дом, который я когда-либо видела.
Люда устроила там детский сад, он работал по системе Монтессори. Там была маленькая мини-ферма с кроликами и курочками, игровая площадка прямо на опушке леса, огромный бассейн, библиотека, мини-кинотеатр.
Я обожала туда приезжать. Повсюду книги и кубики, объемные цифры и буквы, цветные карандаши и геометрические фигуры – всё в свободном доступе. В системе Монтессори нет режима дня, играть и заниматься малыши могут в любой момент, когда захотят.
Место, куда дети рвались даже в выходные.
Помню, застала момент, когда крохотную Варю мама пыталась забрать раньше времени из садика. Малышка рыдала
– Нет, не хочу уходить, хочу тут остаться!
Я лично Варюшу полностью поддерживаю. Мы все, Людины подруги, не хотели уходить из этого дома. После девичников ей приходилось нас выгонять .
.Ходили сегодня по руинам. По руинам мирной, красивой, невероятно светлой жизни. Дом сожгли. Как объяснил Лёша, а он военный, следов прилёта нет – дом сожжен изнутри.
Не только Людин дом, сожжена почти вся улица.
Зачем?
Мы задавались этим вопросом всю дорогу. Зачем жечь? Замести следы грабежей? Просто из зависти? От злобищи?
В ванной обгоревшее тряпьё и георгиевские ленты. В мини-кинотеатре грязные детские матрасики, окурки, пустые бутылки – лёжка “освободителей”.
Ферму сожгли отдельно. Кроликов, курочек.
Можно только благодарить бога, что в этот день не успели привести детвору в детский сад. И что Люда с сыном спаслись. Сбежали, успели.
Мы накормили бродячих котов и в полной тишине возвращались обратно в Харьков. Все проклятия уже звучали. Все слова давно сказаны.
“Русский мир” настолько безобразен, что эмоции каменеют.
16 февраля 2023г.
Сидела вчера за своей партой в 206-й аудитории. Рыдала.
Журналисты снимают о Харькове “документалку” к годовщине войны. Попросили интервью “если можно, в каком-то знаковом для вас месте”.
В Харькове для меня любое место – знаковое. Но подумала, позову их в педагогический. Знаю, в “мой” корпус было прямое попадание, но с дороги разрушений почти не видно.
Интересно, как там.
Охрана пустила нас за ворота, и мы пошли к центральному входу по длинной кипарисовой аллее. Идем, и я говорю съёмочной группе “не так уж и страшно вроде, вон птички поют”.
Птички действительно пели.
А потом мы подошли к воротам. К тому месту, где раньше были ворота. Пробрались через раскуроченную арматуру, и я автоматически подняла голову к окнам своей аудитории. Ее просто не было.
Казалось бы, за 12 месяцев ада, удивить уже невозможно. Но нет.
Этот ракетный удар был такой мощности, что часть здания просто исчезла. Вместо нее повсюду лежат огромные горы из бетонных стен и кусков металла. Стекла, рамы, фрагменты парт, клочки штор.
Я не инженер, но мне кажется, восстановлению главный корпус Харьковского педагогического университета не подлежит.
По остаткам лестницы мы стали аккуратно подниматься на второй этаж, туда, где была моя аудитория. Я шла и вела рукой по расписной стене, тут мы с девчонками всегда фотографировались. Тогда еще не было камер в мобильных телефонах, нас снимал парень с мехмата на модный тогда фотоаппарат Polaroid. Он выстраивал нас на лестнице, командовал: “сыыыыр” и мы хохотали.
Наверное, эти снимки всё еще лежат где-то, в родительском доме. У меня пока не хватает смелости открыть старые альбомы.
С улицы нас окликнула женщина-комендант: “Ребята, только не ходите в большую лекционную, там могут быть обрушения”.
Большая лекционная. Уцелевшая половина от нее. Тут я сдавала госэкзамен по возрастной психологии. Помню, так переволновалась, что пока мы ждали результатов, упала в обморок.
– Смотри там, не упади, – волнуется оператор.
Улыбаюсь.
Этой весной мы должны были собраться на юбилей – двадцать пять лет со дня вручения дипломов.
Я пришла раньше, девчата. Хожу по руинам.
Вот она – наша аудитория. Без стекол, холодная, засыпанная осколками.
А доска на стене нетронутая, представляете. Уцелела. И надпись мелом “23 лютого. класна робота”…
8 марта 2023г.
В Харькове зажгли фонари.
Честно скажу, таких сильных эмоций я давно не испытывала.
Уличное освещение включили вчера около шести вечера. Только в центре, всего на несколько часов, в тестовом режиме.
Но реакция людей была такой, будто город празднует победу.
В коридоре больницы кто-то крикнул “Свет на улице!” и отделение травмы ломанулось к окнам. Медсестры, врачи, пациенты – все шумели, звонили родным, снимали улицу на телефон.
На проезжей части останавливались машины, люди выходили и кричали “Ура!” и “Слава Украине!”.
Я видела женщину, которая так рыдала, что не могла выговорить ни слова, только всхлипывала кому-то в трубку “Свет, Свет, Свет”.
Несколько мальчишек-подростков запели гимн возле метро.
Было ощущение, что мы блуждали, блуждали и, наконец, вышли из пещеры. Больше года в городе не горели фонари.
Мы привыкли. Построили свои графики так, чтобы не выходить после пяти. Вернуться с работы, сходить в магазин, выгулять детей и собак до наступления тьмы.
В любом случае, налобный фонарик стал для харьковчан таким же обязательным атрибутом, как маска в ковидные годы.
Если приходилось выезжать вечером, я старалась ехать только знакомыми маршрутами. Там, где точно знаю все пешеходные переходы. Возле них адекватный водитель обязательно притормаживал, потому что человека на дороге реально не видно.
Глаза настолько адаптировались к темноте, что в первые секунды света люди на автомате щурились и прикрывали лица руками.
И сразу радость. Боже, сколько радости. Казалось, зажглись не только фонари, зажглись искренние улыбки. Впервые за последний год я видела столько счастливых людей одновременно.
Наверное, наше ликование покажется странным людям в тех городах, где освещение не выключали. И, думаю, будет обидным для тех, кто до сих пор сидит без света не только на улицах, но и в домах.
Не обижайтесь. Просто это такой невероятный каф – испытать маленькую победу. Победу света над тьмой. Каждому желаю.
11 марта 2023г.
В Харькове зажгли фонари.
Честно скажу, таких сильных эмоций я давно не испытывала.
Уличное освещение включили вчера около шести вечера. Только в центре, всего на несколько часов, в тестовом режиме.
Но реакция людей была такой, будто город празднует победу.
В коридоре больницы кто-то крикнул “Свет на улице!” и отделение травмы ломанулось к окнам. Медсестры, врачи, пациенты – все шумели, звонили родным, снимали улицу на телефон.
На проезжей части останавливались машины, люди выходили и кричали “Ура!” и “Слава Украине!”.
Я видела женщину, которая так рыдала, что не могла выговорить ни слова, только всхлипывала кому-то в трубку “Свет, Свет, Свет”.
Несколько мальчишек-подростков запели гимн возле метро.
Было ощущение, что мы блуждали, блуждали и, наконец, вышли из пещеры. Больше года в городе не горели фонари.
Мы привыкли. Построили свои графики так, чтобы не выходить после пяти. Вернуться с работы, сходить в магазин, выгулять детей и собак до наступления тьмы.
В любом случае, налобный фонарик стал для харьковчан таким же обязательным атрибутом, как маска в ковидные годы.
Если приходилось выезжать вечером, я старалась ехать только знакомыми маршрутами. Там, где точно знаю все пешеходные переходы. Возле них адекватный водитель обязательно притормаживал, потому что человека на дороге реально не видно.
Глаза настолько адаптировались к темноте, что в первые секунды света люди на автомате щурились и прикрывали лица руками.
И сразу радость. Боже, сколько радости. Казалось, зажглись не только фонари, зажглись искренние улыбки. Впервые за последний год я видела столько счастливых людей одновременно.
Наверное, наше ликование покажется странным людям в тех городах, где освещение не выключали. И, думаю, будет обидным для тех, кто до сих пор сидит без света не только на улицах, но и в домах.
Не обижайтесь. Просто это такой невероятный каф – испытать маленькую победу. Победу света над тьмой. Каждому желаю.
