24 марта
Ровно месяц.
А будто целый год.
Ровно месяц, как нас из тёплых мирных постелей вытащила война. «Спасательная».
Нас «спасли» от закатов, утреннего кофе, автомобильных заторов, воскресных прогулок в лесу, пятничных ужинов с бокалом вина, работ, квартир, надежд, улыбок, беззаботных снов, хороших новостей. А десятки тысяч людей навсегда.
Ровно за один месяц. Самый страшный месяц в жизни десятков миллионов простых мирян.
3 апреля
Пять недель я не делала макияж, не водила машину, не покупала тряпки, не открывала ноутбук и не смотрела сериалы. А ещё не брала в руки духи. А у меня они есть. В тревожном чемодане должно быть все.
Хотя когда тревожно, мне совсем не до духов.
Нет, я не одичала. У меня есть душ, весь набор средств по уходу, который я старательно наношу два раза в день. И приличный мастер маникюра на соседней улице. Ведь после победы нужно быть при параде.
А вот на все остальное просто нет сил и настроения.
Да и в селе не так много человеку надо, оказывается. Даже намного меньше, чем мне.
Я пока не готова отказаться от гель-лака и спф-крема.
Несколько дней выжимаю из себя этот пост. Уже и крокусы эти отцвели. Тридцать шестой, тридцать седьмой, тридцать восьмой, тридцать девятый день ада.
Такие похожие и такие страшно разные.
Всю эту неделю каждое утро я с диким ужасом открываю мессенджеры, потому что «освободители» бомбят и бомбят родной Днепр. А мама с сестрой пишут в час ночи: «Не спим, сирены, сидим в коридорчике».
12 апреля
Вчера ночью над нашей улицей страшно бахнуло. Ну как, ночью, в 11 вечера.
Все село в это время давно спит. Но не мы. Когда услышала грохот, я читала про Роджера Экройда и, естественно, перепугалась.
– Ракеты запускают?
– Ракеты сбивают?
– Истребитель?
– Ну не может же гром зимой?!
Посмотреть в окно невозможно. По правилам военного времени у нас светомаскировка – на ночь оконные проемы плотно завешиваются одеялами. И в комендантский час в туалет можно пройти только подсвечивая телефоном.
А там за оконными одеялами громыхнуло ещё раз и затихло.
Муж смотрел в наушниках фильм и вообще ничего не слышал. И резонно заметил, что уже середина весны.
Как середина весны? Когда из головы выветрится тот февраль?
Утром подтвердилось. Гром был. А ещё молнии. У соседей телилась корова и они все видели.
А потом в местном магазинчике, где мы покупаем кофе, люди тоже смеялись над своими версиями грохота. И если у меня было всего четыре варианта, то там список толщиной книги «Убийство Роджера Экройда».
***
На фото мои новые подопечные – петушок и перепуганные курочки за его спиной.
Имена не даю специально. Хоть это и несушки.
20 апреля
Теперь я с документом. Сельрада выдала мне справку вынужденно перемещённого человека.
Все тут же подтянулось в «Дию» и теперь я ВПО под длинным числовым номером.
В крохотном селе нас чуть больше 200 человек. Выделяемся мы собаками в куртках и людьми с голыми щиколотками.
Место встречи – у местного магазина с кофейным аппаратом. В селе я снова стала кофеманом.
Беру латте без сахара, шоколадный батончик (я и на сладкое тут так нажимаю) и иду бродить с болонкой по улицам.
Там аккуратные домики, огороды, собаки на цепях. И жизнь кипит.
Война войной, а работать надо – поливать, вычищать, полоть. Грядкам, курам и цветам все равно на новости и погоду за окном.
Местные же разговоры об одном:
– Красить окна на Пасху не буду, завтра может бомбу на дом сбросят. Но цыплят во вторник куплю, как же мы на Новый год без холодца.
Утром услышала в очереди к кофейному аппарату за латтешечкой.
14 мая
Дома.
ДОМА.
Уже два дня я самый счастливый человек в мире.
Два дня хожу в эйфории. Будто война закончилась, мы победили и впереди светлое будущее.
Муж говорит, в последние дни у тебя слишком счастливые сторис, не надо, тебя смотрят те, кто потерял всё.
А что делать, если такая. В городе, где ежеминутная ракетная угроза, я счастлива. Не передать, как это. Это нужно прожить.
Попрощаться со всем, а потом все снова обрести.
Провожали из села нас в слезах.
И встречали нас со слезами – соседи, продавцы в магазинах, друзья. Будто 5 лет прошло, а не #80днейвойны.
Подушка, матрас, духовка, вид из окон, что раздражал. А сейчас не раздражает.
Из наших окон видны только дома.
В домах окна, за окнами – жизнь. И все эти дома с окнами вечером светятся жизнью.
Жизнью под ежеминутными ракетными угрозами.
26 мая
Четвёртый месяц ада.
Страшно? Да, все также.
Свыклись? Ни за что в жизни!
Но жизнь идёт. Какая бы не была действительность.
Каждый день по прежнему встаёт солнце, семья требует завтрак, собака – прогулки. И нужно вставать с постели, идти на кухню, планировать день и пить кофе за любимым столом.
Только это и даёт силы.
Обычная рутина теперь любимое. Спасибо Богу у меня есть поле для деятельности – корзина грязного белья, полы, швабра и руки, в конце концов.
И возня на кухне теперь любимчик в квадрате. Наслаждаюсь. И скоро свой кулинарный блог переведу сюда, похоже.
Потому что новостей больше нет. Вернее есть, одна и горькая. Красной кровяной линией четвёртый месяц уже.
3 июня
101 день этому снимку.
23 февраля 2022 года, семь часов вечера, стою у офисного зеркала (за горшком с цветком слева лежит гиря).
Я сильно задержалась на работе. Отвечала на запросы, отмечала контроли, ругалась с журналистами, каждые десять минут всматривалась в навигатор.
Навигатор пессимистично рисовал черно-красную линию через весь Киев. Обещанное время прибытия домой каждые полчаса стремилось в бесконечность. Ещё и эта зима за окном.
На дорогах, как мне казалось, был ад.
Это я сейчас знаю, что такое настоящий ад.
Ад – это когда на тебя сбрасывают бомбы, убивают людей, детей, уничтожают дома, села, города. И говорят, что это спецоперация. А то, что полыхает за окном, нам все кажется.
Страх, боль, эвакуация, увечья. Горе, что будет жить с нами десятилетиями. Вот это все – настоящее пекло.
Я и не знала, что мы, украинцы, такие сильные. Такие сплоченные, добрые и целеустремленные.
За эти сто дней мы ещё больше углубились в историю, изучаем родной язык и полюбили свои земли в сто миллионов раз больше, чем до.
Сегодня 100 дней ада. Ада, повторения которого не пожелаю ни кому в жизни.
