24 February, 22:40
Аня из Одессы, Алена из Крамика, Наташа из Харькова, Галя из Ирпеня! Мы легли спать в неспокойной, но относительно мирной жизни, а разбудила нас война.
Неважно какие сны нам снились и что было за минуту до пробуждения. Главное – это моментальное перемещение, в ещё темном рассвете, из планов и надежд, в бездну страха и отчаяния. Как будто из теплого лета ты попал в ледяную стужу.
Ещё сквозь сон я слышала бахи и взрывы. За восемь лет к этому привыкнуть невозможно, но страх, как старая боль, притупился. А потом редактор Галя прислала сообщение в общую группу: “Все ребята, просыпаемся!”.
Стало понятно, что вокруг началось что-то страшное. Оно разрасталось до самого неба. Оттуда, как кислотный дождь, летела слепая железная смерть. <…>
Внутри войны находиться очень страшно. Люди становятся похожими на детей, которые заблудились в сумрачном лесу. Сутки назад в маленьком селе под Мариуполем взрослая женщина, как ребенок, рыдала над разбитым домом и своим чудесным спасением. Тот кто послал на нее этот снаряд – тоже убийца. Только он не видит свою жертву, но суть от этого не меняется.
Утром жена моего брата собирала моих маленьких племянников под звуки обстрелов. Они боялись и пытались капризничать. Дети сидели в коридоре на табуретках в куртках и шапочках с огромными пакетами в руках. Это их “тревожные чемоданчики”. У ног лежала самая добрая на свете собака, которой тоже было очень страшно. Все вместе они ушли из огромной многоэтажки в подвал частного дома. Там безопаснее во время обстрелов. Возвращаться домой они боятся.
Мы мониторили сводки и радовались каждой маленькой победе наших солдат. Слушали далёкий бой и мысленно пытались помочь самому лучшему на свете войску. Справедливому и смелому, сильному и светлому. Посылали им лучики надежды, веры и добра.
И ещё общались в общем чате друг с другом. Каждый час была перекличка. Мы, как в темноте, наощупь находили близких людей: “Харьков, как вы? Одесса, Краматорск, Северодонецк, Херсон, Мариуполь? Как у вас?”
<…>
27 February, 00:42
Когда мы все это переживём, я обязательно напишу о том как страшно жить внутри войны. О разных людях и ситуациях, о том, как все меняется в один миг и все неважное уменьшается до микроскопических размеров.
Остаётся главное. Оказывается, главного не так уж и много. Это твоя жизнь, жизнь близких, друзей, людей, которые рядом. Чтобы твой дом был цел, чтобы твой город не расстреливали из ГРАДов, твою страну не терзали и не мучали.
Оказывается долгих планов быть не может. И жить нужно только сегодня. Загадывать на завтра – огромная роскошь. И все замечательно не тогда, когда у тебя есть шикарный телефон, ты уехал на крутой курорт или купил новую квартиру. Оказывается, все это тоже неважно. Как и количество денег, похвала на работе и число лайков в ФБ.
Наверное, надо было догадаться раньше. И просто жить. Наслаждаться каждым днём и каждой секундой. Просто тишиной и безопасностью. Но все время всегда было что-то нужно, все время что-то не устраивало, что-то не нравилось. Хотелось большего. Хотелось идеального счастья. Оказывается оно было. Всего несколько дней назад.
Мы сильные. Мы выстоим. <…> Мы объединились. Чтобы победить. Я знаю как переживает прекрасная львовянка Юля за Мариуполь и мариупольцев, как держит кулачки за каждого из нас Наташа из Днепра, как я читаю сводки по Киеву и радуюсь каждой победе нашей армии.
Как необычно, наши телеканалы объединились – мы не конкуренты, мы бойцы одной армии. Как удивительно, нет никакой идеологии, кроме идеологии преданности Украине и ожидания победы. И время растянулось в миллионы раз. Кажется, что все это началось не 24 февраля, а безумно давно. Хотя, для нас – это, действительно, началось очень давно.
Мне есть ещё о чем писать и что рассказывать. Я очень хочу, чтобы завтра наступило, действительно, доброе утро. Для всех нас и для Украины.
2 March, 01:35
Под обстрелами как-то не очень легко наладить жизнь. Прислушиваешься к каждому звуку и разделяешь их на радостные и страшные.
Раньше, например, я очень злилась когда соседи сверху устраивали танцы и песни народов мира после одиннадцати ночи. Сейчас я люблю каждый их шаг над головой. Они гупают как пони средних размеров.
Но я не злюсь, наоборот, я радуюсь. Они мои родные соседи. Они не уехали из дорогого Мариуполя, они здесь, со мной, им непросто, но они сильные и настоящие. И пусть гупают сколько угодно. Пусть переставляют мебель круглосуточно. Главное, чтобы с ними все было хорошо.
А звук родных голосов, которые ты слышишь по телефону. Так важно спросить: “Как ты?” Одна моя знакомая всегда отвечает: “Как и весь город”. Подружка уверяет “Не всремось”, и сообщает, что она сейчас в коридоре пережидает обстрел. Мне становится спокойнее, потому что я тоже в коридоре и мы как бы вместе.
Я пытаюсь выгуливать собаку до комедантского часа и между обстрелами. Правда, никогда не получается погулять именно в затишье. Пока мы спустимся со своего пятого, без лифта, начинает страшно бахать. Чуть не забыла. Я всегда крещусь перед выходом. Потому что мне немного страшно.
Я и Энджи летим на любимую полянку под мерзкие звуки. Их не перепутаешь ни с чем. Впечатление, что бьют огромным молотом по железной крыше, или, если летят ГРАДы, то ощущение, что приближается огромный поезд -убийца, от которого трясется земля и стынет кровь в жилах.
Мы с Энджи знаем, что происходит. <…>
Энджи догадывается, что звуки, которые мы слышим на прогулке – это звуки смерти. Поэтому делает всё быстро. Мое дело потом собрать какашки и выкинуть в мусор. Война не повод загрязнять мой город.
<…>
А на фото Энджи и Йосик пережидают обстрел в общем коридоре.
2 March, 16:27
Я все время хочу спать. Постоянно. Как будто в меня вселился сонный слоник. Я клюю носом даже во время страшных артобстрелов. Сижу такая спокойная – спокойная и считаю бахи.
Наверное, так мой организм реагирует на опасность. Он отмораживается. Я все делаю на автопилоте. Командую собаке, хватаю кота и бегу в коридор. Кот уже смирился со своей участью быть схваченным и вынесенным в коридор. Йося даже не сопротивляется. Только мяукает возмущённо, но не вырывается как раньше.
А ещё я не хочу есть. Совершенно. Просто не лезет ничего. Когда пыталась похудеть на диете – это был адский труд. Ничего не получалось. Еда снилась по ночам. Организм требовал подкрепиться каждый час.
Сейчас, с трудом в себя что-то впихиваю. Только, чтобы были силы. И пить тоже почему-то не хочется. Я превратилась в верблюда. Как корабль пустыни двигаюсь медленно, долго жую какую-то колючку и редко пью. Думаю, сейчас работают мои внутренние жировые запасы.
Сегодня встречалась с маленькими племянниками. Они пришли из дома рядом, который безопаснее маминой девятиэтажки, потому что там есть убежище. Только когда увидела этих малышей, поняла как скучала по ним.
Весельчак Кирюха кричит и бегает, как ни в чем не бывало. Когда обстрелы четко идёт в безопасное место с одеялом и подушкой. Дети уже знают, как действовать лучше меня.
Вареник очень переживает за уроки. Ее учительница присылает задания, а сделано ещё не всё. Приходится отрываться и спускаться в подвал. Она читает книгу про какую-то девочку- блогершу. Прочитала восемнадцать страниц, а ещё более двухсот. Из-за обстрелов часто вырубается свет, поэтому Вареше приходится использовать фонарик.
Сегодня дети спали в подвале. Там очень холодно и темно. Но зато почти не слышно, как Марик осыпают градами и смерчами.
<…> Что вы забыли на нашей земле? Наверное, свою смерть.
Я мечтаю, чтобы прекратились эти жестокие обстрелы и мой прекрасный город проснулся от страшного сна. Но самое заветное желание у меня одно. Я его каждый день повторяю, как заклинание: #пу*********прямосейчас
18 March, 01:13
#мариуполь #надежда Привет, любименькие, я жива и теперь буду жить долго. А мой город умирает мучительной смертью. Двадцать дней я умирала вместе с ним. Я была в аду. Я не герой, я обычный человек и мне было страшно умирать. Последние три дня по моему городу лупили каждую минуту. Без перерыва.
От гула самолётов внутри меня все леденело. В нашем подвале молились все и просили, чтобы бомба пролетела мимо. Когда содрогалась земля мы выдыхали. Но мимо это не значит в никуда. Мимо – это значит не в нас.
Знаете, как это, когда в подвале всегда темно и горит тусклая свечка, а ты не уверен день сейчас или ночь? Когда, чтобы выйти из подъезда нужно иметь особенное мужество. И ты кидаешься к каждому кто вернулся снаружи с вопросом, какие там новости?
Тебе монотонно рассказывают, что прямое попадание сегодня было в 105 дом. Второй подъезд, начиная с третьего этажа горит и скоро пламя сожрёт следующие этажи, а вокруг сплошной пепел, стекла и пакеты из, заполненных до темного дымного неба, мусорных контейнеров, которые никто не вывозил уже больше двух недель.
А и хрен с ними, с контейнерами. Трупы твоих соседей и знакомых никто не вывозит. Погибшие лежат в подъездах, на балконах, во дворах. И тебе ни капельки не страшно. Потому что самый большой страх – это ночные обстрелы.
Знаете, на что похожи ночные обстрелы? На смерть, которая вытягивает из тебя все жилы. Ночью нельзя спать. Потому что снятся мирные сны. Ты выныриваешь из них и погружается в кошмар.
Сначала идут звуки. Металлические мерзкие звуки, как будто кто-то поворачивает огромный циркуль и измеряет расстояние до твоего убежища. Чтобы поточнее ударить. Потом
летит снаряд. Ты слышишь как огромный молоток колотит по железной крыше и затем страшный скрежет, как будто огромным ножом разрезали землю, или громадный железный великан идёт в кованых сапогах по твоей земле и наступает ногами на дома, деревья, людей.
Ты сидишь и понимаешь, что не можешь даже двигаться. Ты не можешь убежать, нет смысла кричать, нет смысла прятаться. Он все равно найдет тебя, если захочет.
А потом наступает тишина. Она мертвая. В это время мы ждём, что же ещё прилетит. И если появляются новые звуки – цепенеем. Потому что не понимаем, что они означают. Какую смерть: быструю или страшную и мучительную?
Кажется за несколько недель на нас испытали все виды оружия. Какая им разница из чего нас убивать? Но нет, к процессу убийства они подходят творчески и разнообразно. Хочется стать горошинкой и закатиться в щели подвала. Может быть так есть шанс выжить?
Я научилась жить без света, газа, электричества. Есть не хотелось, воду старалась пить экономно. Потому что даже подумать было страшно, что нужно выйти за водой наружу. Ее привозили обыкновенные люди и раздавали бесплатно. За ней выстраивались сумасшедшие очереди странно одетых людей, которые разбегались от воды только в том случае, если над ними свистели мины.
Мне кажется никто из нас все это время не смотрелся в зеркало. Если честно было пофиг на свою красоту. Это стало совершенно не важным. Потому что был очень большой процент, что через минуту ты будешь мертвым и уже без разницы, как выглядит твое отражение.
Мои волосы стали ужасными. Они превратились в паклю. Но это тоже не волновало. Все ходили в шапочках. Их натягивали до глаз, потому что на умывание драгоценную воду тоже никто не тратил. Я мечтала о двух вещах, чтобы не стреляли и принять горячий душ перед смертью.
Знаете, что я увидела, когда меня забрали друзья и везли из Мариуполя? Я не узнала свой город. Слишком долго сидела в подвале, а его за это время уничтожили окончательно.
Я увидела мертвые дома, обугленные стены, вырванные с корнем деревья, оборванные провода с флагом и убитых людей на дороге. Но самое страшное было не это.
Мы ехали мимо пятнадцатиэтажки с выбитыми стеклами. На улицу развевались шторы и гардины. Мне показалось, что этот дом почти не пострадал. Но мы его объехали.
Позади дома была вырванная стена и изрезанные осколками балконы, вынесенные взрывной волной окна. Это был дом перевёртыш. Как загримированный покойник. Издалека живой, а вблизи мёртвый. И таких домов было сотни.
Я хочу сказать, что от страха предала своего рыжего Йосика. Я оставила его дома. Не успела забрать с собой. Побоялась подняться в квартиру. Накануне не стала брать его в убежище, потому что он мог там потеряться. Лучше бы он потерялся там. Я оставила нежного и доброго котика в аду. Потому что сломалась. Мне страшно представить, каково ему там. Я трусливый предатель. И мне нет прощения.
В этом аду остались люди. Они не могут выехать. Их бросили все. Люди ни в чем не виноваты, как и мой рыжий Йосик. Не будьте трусливыми предателями. Пожалуйста, даже если мы не можем спасти Мариуполь, помогите спасти мариупольцев. Это сотни тысяч человек. Они хотят жить.
19 March, 23:54
#мариуполь #надежда Я выхожу на улицу в перерывах между бомбежками. Мне нужно выгулять собаку. Она постоянно скулит, дрожит и прячется за мои ноги. Мне все время хочется спать. Мой двор в окружении многоэтажек тихий и мертвый. Я уже не боюсь смотреть вокруг.
Напротив догорает подъезд сто пятого дома. Пламя сожрало пять этажей и медленно жуёт шестой. В комнате огонь горит аккуратно, как в камине. Черные обугленные окна стоят без стекол. Из них, как языки, вываливаются обглоданные пламенем занавески. Я смотрю на это спокойно и обречённо.
Я уверена, что скоро умру. Это вопрос нескольких дней. В этом городе все постоянно ждут смерти. Мне только хочется, чтобы она была не очень страшной. Три дня назад к нам приходил друг моего старшего племянника и рассказывал, что было прямое попадание в пожарную часть. Погибли ребята спасатели. Одной женщине оторвало руку, ногу и голову. Я мечтаю, чтобы мои части тела остались на месте, даже после взрыва авиабомбы.
Не знаю почему, но мне это кажется важным. Хотя, с другой стороны, хоронить во время боевых действий все равно не будут. Так нам ответили полицейские, когда мы поймали их на улице и спросили, что делать с мертвой бабушкой нашего знакомого. Они посоветовали положить ее на балкон. Интересно на скольких балконах лежат мертвые тела?
Наш дом на проспекте Мира единственный без прямых попаданий. Его дважды по касательной задело снарядами, в некоторых квартирах вылетели стекла, но он почти не пострадал и по сравнению с остальными домами выглядит счастливчиком.
Весь двор покрыт несколькими слоями пепла, стекла, пластика и металлических осколков. Я стараюсь не смотреть на железную дуру, прилетевшую на детскую площадку. Думаю, это ракета, а может мина. Мне все равно, просто неприятно. В окне третьего этажа вижу чьё -то лицо и меня передёргивает. Оказывается, я боюсь живых людей.
Моя собака начинает выть и я понимаю, что сейчас снова будут стрелять. Я стою днём на улице, а вокруг кладбищенская тишина. Нет ни машин, ни голосов, ни детей, ни бабушек на лавочках. Умер даже ветер. Несколько человек здесь все же есть. Они лежат сбоку дома и на стоянке, накрытые верхней одеждой. Я не хочу на них смотреть. Боюсь, что увижу кого-то из знакомых.
Вся жизнь в моем городе сейчас тлеет в подвалах. Она похожа на свечку в нашем отсеке. Погасить ее – нечего делать. Любая вибрация или ветерок и наступит тьма. Я пытаюсь заплакать, но у меня не получается. Мне жаль себя, моих родных, моего мужа, соседей, друзей. Я возвращаюсь в подвал и слушаю там мерзкий железный скрежет. Прошло две недели, а я уже не верю, что когда-то была другая жизнь.
В Мариуполе в подвале продолжают сидеть люди. С каждым днём им все тяжелее выживать. У них нет воды, еды, света, они даже не могут выйти на улицу из-за постоянных обстрелов. Мариупольцы должны жить. Помогите им. Расскажите об этом. Пусть все знают, что мирных людей продолжают убивать.
