6 июня 2024
Вчера разговорилась с таксистом, который вез меня и работы для развески выставки ХЕРСОН.ВЫСОКА ВОДА в Национальному музее истории Украины во Второй мировой войне.
Оказалось, он из Бучи, и весь месяц оккупации был там – восьмидесятипятилетний отец отказался выезжать куда бы то ни было, и таксист остался с ним. Жили они в квартире в пятиэтажном обычном доме.
– А ходили ли “освободители” по вашему дому? – спросила я.
– А как же! мы даже двери в квартиры никогда не запирали, они же как – если дверь заперта, стреляют в нее, пока не откроют…
– А вы хоть когда-то с кем-то из них общались, спрашивали, чего они приперлись в чужую страну? – это снова я.
– Общался. Спрашивал. Вот, один ответ запомнил:
– Мы пришли сюда, чтобы изменить МИРОПОРЯДОК!
– Неужели так и сказал – миропорядок?
– Так и сказал. А сам – лет восемнадцати и росту в полтора метра.
25 июня 2024
В последние дни многие пишут про Ивана Урганта.
Вот и я напишу.
ПРО ИВАНА УРГАНТА И ЮРИЯ ДМИТРИЕВА.
Однажды в разгар компании за Юру, в которой и я принимала некоторое участие, я зашла в ФОТОЛАБ на Кузнецком мосту (это в Москве) и увидела там Ивана Урганта. Кажется, он забирал какие-то фотографии и беседовал с менеджером. Я дождалась конца беседы, подошла к нему и спросила, чтобы не ошибиться, он ли Иван Ургант, что, конечно, было совершенно глупо, потому что он один такой совершенно всегда узнаваемый, в отличие от многих его попсовых собеседников с мгновенно забываемыми, более того, похожими одно на другое лицами.
Он, конечно, ответил ДА.
Я представилась, понимая, что имя мое ему ничего не скажет, но все-таки, и спросила, знает ли он, кто такой Юрий Дмитриев, Иван опять сказал да или конечно, и тогда я предложила ему поучаствовать в компании по защите Юры – то ли письмо подписать, то ли что-то там сказать, ну, в общем, поучаствовать.
Я не обсуждаю сейчас, могла бы что-то изменить в судьбе Юры эта развернувшаяся по всему миру компания, если бы ее поддержало еще больше народа, вероятно, не могла, но это очень и очень поддерживало Юру, тем более, что отчасти и благодаря нашей правозащитной компании дело Юриной жизни – найденный им расстрельный полигон Сандармох в Карелии – стал одним из самых ныне известных мест сталинских расстрелов 30-х годов и настоящим местом памяти…
– Вы знаете, – ответил мне Иван, интеллигентно осклабясь, точь-в-точь как он обычно делал в своей передаче на Первом канале, – я никогда не принимаю участие ни в каких коллективных действиях.
И потом доверительно улыбнулся как бы с сожалением, что вот он такой, непринимайка.
Ну я офигела, вздохнула, не нашлась, что сказать приятному молодому человеку, повернулась и пошла по своим делам, размышляя о твердости характеров некоторых выдающихся людей нашего времени и о собственной глупости – была бы поумнее, давно бы могла догадаться.
С другой стороны, Максим Галкин, в ту недавнюю пору любимчик и желанный ведущий любых каналов, ток-шоу и корпоративов, на мое письмо о Юре , его жизни, гражданском выдающемся подвижничестве и подвиге, и вовсе не ответил, хотя и прочитал…
Давно хотела об этом маленьком и незаметном случае рассказать, да повода не было, а тут все со всех сторон обсуждают очередное кино с теплыми воспоминаниями Ивана о нашем общем городе детства и юности, вот я и вспомнила.
Хотя , если честно, глядя из Киева все это кажется такой ерундой в сравнении с войной и только что прозвучавшим в очередной, тысяча сто двадцать второй раз, сигналом воздушной тревоги…
Бедный, бедный мой друг Юрий Алексеич Дмитриев, как же мне горько, тошно и страшно за тебя, томящегося в Мордовских лагерях. И твое подвижничество и возвращение исторической памяти все так же важно, даже еще важнее.
Из-за войны.
1 июля 2024
Человек с сигаретой на первом снимке, держащий на руках больного старика, – мой старший сын Филипп. Третьи сутки почти без сна, в адскую жару он с товарищами занимается эвакуацией гражданских из Торецка, помогая полиции и ДСНС.
Торецк под постоянным обстрелом, КАБы, авиабомбы, дроны – весь набор. Клубы белого и черного дыма заволакивают город.
И весь набор больных и немощных бабусь и дедусь, которые досидели до последнего, и бесконечные звонки родственников, рыдающих в телефон и умоляющих вывезти своих близких, люди с животными, семьи с детьми, кто-то раненый, есть и погибшие…
Но с каждым живым – с каждым! – надо хоть два слова сказать, ободрить, улыбнуться из последних сил, помочь сесть в машину и мчать прочь как можно скорее, скорее, скорее. Пересадить в следующую машину – и в пекло обратно…
Третий день подряд.
А вообще за последние полгода я видела Филиппа один раз – он приезжал ко мне на день рождения, а так он постоянно волонтерит на Донбассе, помимо прочего доставляет воду в отдаленные поселки вдоль линии фронта.
И все это всегда бесплатно.
Но сейчас они уже просто не вывозят: при такой интенсивности эвакуации не хватает денег ни на бензин, ни на мелкий ремонт вечно ломающихся машин, ни на лекарства. Когда они там едят, и едят ли вообще – я уж и не спрашиваю.
Все, чем я могу помочь сыну и его бравым товарищам, – попросить вас, дорогие мои люди, насобирать им денег.
8 июля 2024
КИЕВ 8 июля 2024 года, это СЕГОДНЯ, сейчас. Самая большая и главная в Украине детская больница ОХМАТДИТ обстреляна российскими изуверами.
…А этот был, как пекло, сух,
И не хотел смятенный слух
Поверить — по тому,
Как расширялся он и рос,
Как равнодушно гибель нес
Ребенку моему.
Ахматова, 1941 год.
НЕ МОГУ ЖИТЬ С ЭТИМ. ТАКАЯ ТЯЖЕСТЬ.
ГОСПОДИ, СПАСИ ДЕТЕЙ
P.s. Вот иду по улице, не поднимая глаз от стыда и жгучего чувства вины. Хочется вжаться в стену, не быть, не быть русской, забыть все русское вплоть до букв алфавита….
Но это невозможно. Моя Каинова печать навсегда со мной.