31 октября 2024
Очередной черный четверг в Харькове. Сколько их уже было? Черные четверги, черные вторники. Среды, понедельники, субботы…
Я только вчера любовалась невероятными осенними красками городского парка. А сегодня всё снова черное.
– Мы сорок минут пытались реанимировать этого ребенка, – качаясь от усталости говорит медик скорой помощи, – Но, к сожалению, не смогли.
Сегодня в полночь российская авиабомба ударила в девятиэтажку на Салтовке.
Маму двенадцатилетнего мальчика везут в больницу.
– Она не ранена, – на ходу поясняет врач, – Это, скорее всего, – сердце.
Сердце одной женщины не выдержало. Сердце второй бьется в агонии:
– Боря! Там был Боря!
Боре пятнадцать. Он спал в своей комнате на первом этаже. Теперь на этом месте – груда бетона.
Сотни людей стоят возле разрушенного дома. Крик, плач, отчаяние. Надежда.
Борю еще ищут.
Харьков, 31 октября 2024 года. Пост для Гааги.

8 ноября 2024
Если вы только проснулись и еще не читали новости, то побуду плохим вестником: в Харькове снова была тяжелая ночь. Сразу оговорюсь – все живы. Но раненых много.
Три российских авиабомбы ударили по городу. Две – в центр, одна на Салтовку – прямиком в двенадцатиэтажку.
Сквозная дыра на первом этаже. Я была там только что, это рядом, идти пять минут вразвалочку. Картина во дворе традиционная – надувная палатка с чаем, экскаваторы, коммунальщики, перепуганные люди у подъездов. Такая мизансцена для Харькова уже давно стала будничной. И это чудовищно.
Официально сообщают о 25 пострадавших, среди них трёхмесячный малыш. Ната, моя подруга, рано утром отписалась “всё, завалы разобрали”. Они с Игорем в спасательном отряде.
Что бы там сегодня не придумали российские пропагандисты про очередное “уничтожение базы НАТО” в спальном районе Харькова, скажу сразу – в радиусе нескольких километров нет ничего военного. Разбитая (еще весной двадцать второго) моя школа, пара заколоченных детских садов, магазинчики и жилые дома. Всё.
Знаю, повторять это давно бессмысленно – свои и так понимают, враги не слышат, обеспокоенный мир занят своими делами, да.
Но всё же, это надо говорить. Каждый раз. Каждый. Потому, что это – убийство мирных людей, геноцид украинцев.
Каждого адепта фразы “это не наша война” хочу попросить представить на секунду: три часа ночи, в ваш спальный район, в обыкновенный жилой дом, где спят семьи с детьми, прилетает пятисоткилограммовая авиабомба…
Эта, кстати, летела очень низко, с диким свистом. Её полрайона слышало.
И что ты успеешь сделать? Ничего. Даже помолиться не успеешь.
Меня час назад одно европейское издательство пытало: “А была ли тревога”?
Блин, не бесите. В Харькове это вообще вопрос не принципиальный – была, не была.
Любого харьковчанина поймай на улице и спроси: “Сейчас тревога или отбой”? Он начнет часто моргать, соображая.
Сотни раз наблюдала ситуацию, когда люди подходят к закрытой почте (она закрывается по тревоге) и начинают судорожно лазить в телефонах, переговариваясь
– Так отбой же вроде был
– Та не, то по баллистике, по рсзо отбоя не было
– Вроде шахеды объявляли
Типичный диалог в Ха.
У нас постоянно тревога. Она как белый шум. И даже если ты в этой какофонии уловил “отбой”, то через три минуты снова заорет сирена.
Я бы вообще попросила официальные лица города отказаться от фразы “не нехтуйте сигналами повітряної тривоги”. Она не имеет смысла. Или вот эти объявления в супермаркетах “негайно пройдіть в укриття”. В какие на хрен укриття? Где они?
Простите за эмоции.
Просто это нечестно, это вводит мир в заблуждение. Мир думает “ох, эти странные харьковчане сами виноваты, игнорируют воздушную тревогу, поэтому погибают”.
Но это не так. Бляха, это совсем не так!
Ракета из Белгорода до Харькова летит минуту. Авиабомба – две. Максимум, что мы можем сделать – это отойти от окон, которые сейчас разлетятся к чертовой матери из-за взрывной волны.
Нужно так и произносить в ретрансляторы: “Внимание, Харьковчане, отойдите от стёкол”. Это будет куда честнее, чем “пройдите в укрытие”.
П.С. Утром, во дворе, в ста метрах от удара авиабомбы, мужчина открыл ставни своего овощного киоска. Открыл по расписанию, в восемь.
– Почем помидоры?
– Если вы с этого дома, то берите бесплатно.
25 ноября 2024
В Харкові знов важкий день. Чергова клята російська ракета потрапила у серце міста. Дякувати богу, впала між домами. Сорок будинків здригнулися так, що посипалося скло. Загиблих немає, але чотирнадцять людей вже у лікарнях.
Доброго ранку.
А я вчора весь вечір проплакала. Була у мами на кладовищі, принесла її улюблені хризантеми на День народження. Стою, обіймаю свої хрести, навкруги щось бахає. А мені треба ж батькам розказати, як ми з’їздили з театром у суботу до Києва. У нас так заведено в родині – все все обговорити з подробицями.
І я кажу їм, що було дуже тепло, що було стільки світлих людей, і неймовірно щирих слів, і купа подарунків.
– Якась мила жінка зв’язала для мене светр, уявляєш, мам?! А ще був справжній київський торт, який ми з акторами їли у перерві між другою та третьою виставою. А ще в мене тепер є білосніжні рукавички. А ще передали смаколики для Гектора і поки я була у ванній, він мені всю валізу заслинив…
Мені стільки треба було розказати.
– Йдіть звідси, негайно! Ви, що не чуєте, летить? Сюди завжди прилітає.
Це підійшов співробітник цвинтаря.
Я вхопилася за холодний хрест, як у дитинстві хапалася за мамину руку, коли треба було йти до дитсадочка. Кажу: “Дайте мені дві хвилини, у мами День народження”. А дядька черствий такий, суровий, вже відійшов, кричить: “Йдіть, бо зараз особисто до мами потрапите”.
І я розплакалася, як дитина, не можу зупинитися.
Такий відчай накотив, як тоді у 2022-му.
Вчора думала: завтра заспокоюся і напишу про вистави у столиці. А завтра, тобто сьогодні, знов жахіття в Ха.
Ненавиджу.